– Он занимается изучением поведения животных и эволюции этого поведения. У него тема диссертации была о поведенческих структурах в…
– Юзбашев – москвич? – перебил его Соловьев.
– Он работал на биофаке Казанского университета. Потом, так как тема его диссертации совпадала с нашей программой исследований, перевелся к нам в институт.
– Он тоже по обезьянам спец? – спросил Соловьев с любопытством.
– Не совсем.
– А где он проживает? – задал новый вопрос Никита.
– Три четверти года он жил на базе, а зимой перебирался в общежитие института на Серебряной набережной.
– Он и сейчас там?
Ольгин пожал плечами.
– Ну, его, думаю, оттуда никто не выселял, но сказать наверняка не могу.
– А вы когда его последний раз видели, Александр Николаевич?
– Наверное, в мае и видел, – Ольгин отвечал неохотно. Ясно было, что упоминание Юзбашева ему неприятно.
– А он не появлялся здесь, ну, скажем, как частное лицо? Дружеские связи там, – Никита кашлянул.
Ольгин улыбнулся. Глаза его превратились в лучистые щелочки. Никите снова захотелось улыбнуться ему в ответ.
– Я не видел его, – ответил Ольгин.
– Но при нашей прошлой беседе вы сами мне весьма деликатно намекнули на молодого человека и вашу Зою Петровну.
– А может, я Олега имел в виду?
Колосов засмеялся.
– Значит, я вас неверно понял.
– Да нет, шутки в сторону, – начальник лаборатории вздохнул. – Поняли вы все верно. Но сплетничать я не хочу. Понимаете? Не люблю этого. Так что – все, что откроете, – ваше.
– А почему Юзбашев ушел с базы? – Никита тут же перевел разговор на другую тему. – У вас был конфликт.
– Можно и так сказать.
– И на какой же почве? Я нетактичный вопрос задал, нет?
– Все нормально. А почва – самая служебная. И Зоя Петровна, – Ольгин смотрел на Колосова насмешливо, но вполне дружелюбно, – должен вас разочаровать, не имеет к этому ни малейшего отношения. Константин стал вмешиваться в нашу работу, причем весьма неумно и грубо. Он испортил и сорвал нам целую серию исследований. Я сначала убеждал его по-хорошему, он не послушал меня.
– По-плохому тоже убеждали? – усмехнулся Колосов.
– У меня разряд по таэквандо. – Глаза Ольгина снова обернулись щелочками, крупное тело заколыхалось от смеха.
– Неужели до рукопашной дошло?
– Нет, вовремя остановились.
– Но ссора-то у вас была?
– Юзбашев – человек сложный, – перебил их Званцев. – Когда у него горит душа, искры обычно летят изо рта. От этого все неприятности.
– В общем, не сразу, но он уразумел, что наша лаборатория – не инструмент для потакания собственным бредовым идеям. Мы тут дело делаем, и с нас работу спрашивают, – продолжил Ольгин. – А как он это усвоил, тут ему сразу скучно показалось. Быстро смотал удочки.
– Так… в апреле Юзбашев еще на базе работал, – Никита словно размышлял вслух. – А в мае? Когда он получил расчет?
– Ну, окончательный расчет он так и не получил, ему еще с нашим отделом кадров надо кое-что уладить в институте, но… думаю, числа пятнадцатого его и духом тут уже не пахло.
– Александр Николаевич, я усек, что сплетничать вы не любите, – Никита сделал серьезную мину. – Но все же… Поверьте, мне крайне важно это знать. Двадцать девятого мая вы не встречали Юзбашева на базе? Случайно, естественно?
Ольгин опустил глаза. Ресницы у него были густые, как черная щеточка. От них на его крепкие скулы ложились тени.
– Да ладно, Шура, видишь, человеку надо, – подал голос Званцев. – Не двадцать девятого, Никита Михайлович, а двадцать восьмого мая. У Зои нашей день рождения как раз был, ну он, естественно, не мог к ней не приехать.
– Он был у Ивановой?
Званцев кивнул.
– Ночью?
