Катя тут же вспомнила Никиту, его замечание насчет того, что убийства
Кравченко уже звонил Мещерскому, сообщая: «Есть важные новости».
– Я сейчас Катю отвезу в Каменск, а затем подскочу к Витьке на дачу. Или, может, на Автозаводскую приехать? У вас там вещей много?
– Да нет, Павлов сказал – две сумки спортивные. Он же спартанец, – ответил Мещерский.
– Спартанец. Чего машину-то не купит? Неужели менеджер и совладелец турфирмы настолько нищ, чтобы не приобрести себе завалящую какую?
– У него была машина. И какая! Я же тебе рассказывал. Забыл, что ли? – удивился Мещерский. – Он в самый первый год, как стал совладельцем фирмы, купил себе «Вольво» черную. Ну,
– И куда же мечта делась?
– Продал. Как у них финансы лопнули, он ее сразу сбыл с рук. Деньгами дырки в бюджете заткнуть пытался.
– Ладно, черт с ним. Вези разорившегося дружка. Короче, ждите меня.
– Вадь, а что случилось? Что еще за новости? – забеспокоился Мещерский.
– Услышишь.
– Катя здорова?
– Здорова, здорова. Привет передает. Ждет тебя вечером.
– Приеду. Приеду обязательно!
В Каменске Кравченко высадил Катю у здания школы.
– Тебе точно моя помощь не нужна?
– Точно, езжай в Братеевку. – Катя все оглядывалась на окна флигеля, задернутые кружевной занавеской. – Ну, езжай же скорей!
Вадим уехал, и она, поднявшись на крыльцо, громко постучала во входную дверь. Никто не ответил. «Вот тебе на. Где же учительница-то?»
К школе по асфальтовой дорожке неторопливо ковыляла полная женщина в ярком ситцевом платье. Подошла к школьному подъезду, вынула ключи, собираясь отпереть висячий замок.
– Простите, пожалуйста, – обратилась к ней Катя. – Я к учительнице Кораблиной, а ее нет. Она не уехала куда-нибудь на лето?
– Нет, всего лишь в магазин отошла. Там молоко привезли и творог свежий. Мы с ней встренулись там. Погодите, она сейчас.
– А вы тоже учительница? – вежливо осведомилась Катя.
– Я-то? Сторож я здешний. Вон в том доме напротив живу. – Толстуха указала через двор на ветхую пятиэтажку. – Слежу вот, смотрю. Летом-то у нас затишье.
– Да, тихо, – согласилась Катя.
– А вы Светлане нашей подруга, что ли? – спросила сторожиха, окинув собеседницу быстрым взглядом. Так смотрят сороки на блестящую стекляшку, прежде чем умыкнуть ее к себе в гнездо.
– Нет, не совсем. Я из милиции.
– Вона, из милиции! Такая молодая. Это по мальчику-то убитому? Слыхала. Он ведь, почитай, племяш Светкин – царствие ему небесное, маленькому. Убийцу-то не нашли?
Катя покачала головой. Сторожиха вздохнула.
– Чтоб ему лопнуть проклятому, тому, кто руку на него поднял, чтоб его электричка пополам переехала, – пожелала она истово. – Паскуда такая! Ведь заведется же среди людей!
– А вы этого мальчика не встречали здесь?
Сторожиха отерла рот большим и указательным пальцами.
– Конечно, встречала. Он же тут у нас учился. Только разве вспомнишь? Их у нас тыща тут. Учителя знали, а я… Мимо меня они только в раздевалку летят сломя голову. Орава оглашенная.
– Скажите, пожалуйста, а вот возле школы взрослые какие-нибудь в последнее время не околачивались?
– Знаю, насчет чего беспокоитесь. Это у нас – нет. Это – строго. Следим. Никого подозрительного за весь учебный год. Да вокруг школы и не повертишься особо, а вот… – сторожиха замялась.
– Вокруг учительниц, да? – быстро спросила Катя. – Вокруг молоденьких?
Сторожиха снова остро взглянула на нее и как-то не то подмигнула, не то прищурилась.
– А вокруг Кораблиной?
– Она замужем вроде.
– Но мужа-то полгода как нет, – молвила Катя и тоже прищурилась – хитро, как ей казалось.
Собеседница ее снисходительно усмехнулась.
