– Что-то мы все ссоримся в последнее время, – молвил он грустно. – Я, наверное, настоящий дурак – нервы порчу такой девушке. Такой умнице, такой красавице…
Катя с подозрением уставилась на него: что за умильная подлиза! Но не выдержала – фыркнула, засмеялась. Засмеялся и Кравченко.
– Смилуйся, государыня рыбка, – он протянул к ней руку. Катя подошла и… его волосы цвета спелой ржи были такие чудесные. Их так хотелось перебирать, трогать. Пальцы сами собой запутывались в этой ржаной гуще, в этой золотистой чаще…
– Перед ней усердные слуги. Она, не помню, что делает, но за чупрун их таскает, – шепнул Вадим.
Катя закрыла глаза. С ним она всегда чувствовала себя маленькой, несмотря на весь свой рост, на всю свою стать.
Когда примирение состоялось по полной форме, они приняли душ и отправились завтракать.
– Катька, а что вчера случилось? – спросил Кравченко. – Ты какая-то встрепанная, нервная. На работе что-нибудь?
– Ты же в отпуске, отдыхаешь. И ни своей, ни моей работой не интересуешься.
– Брось, я серьезно. Что случилось?
Катя взглянула на него: и правда хочет знать. И ее снова прорвало. Очевидно, ей, как некогда Колосову, просто не терпелось выговориться. И она быстро выложила все, что узнала от Никиты. Кравченко слушал с непроницаемым лицом. Не ухмылялся – и то слава Богу.
– Ну? – спросила Катя, окончив рассказ. – И что ты на все это скажешь?
Он молча пожал плечами.
– А что я могу сказать?
– Что, вообще, что ли, ничего?
– Ну убийства происходят, понял.
– А база, обезьяны?
– А Колосову твоему, часом, все это не приснилось?
– Во-первых, он не мой, – Катя поморщилась, как от зубной боли. – А во-вторых, ему
– Да? – Кравченко сделал себе и ей бутерброды. – Но я-то этого не видел, следовательно, о чем же я тут тебе буду петь?
– Значит, ты не веришь в то, что шимпанзе мог сбежать с базы и убить человека?
– А ты сама-то в такое веришь?
– Нет. Ну, один раз – еще куда ни шло, но три! Там же три убийства зверских.
– Ты умная девочка, я утром это тебе доказал, – Кравченко задумчиво жевал, – бесспорные факты только одни: убийства старушек. Остальное – чушь. А ты что, и этим делом теперь заниматься собираешься?
– После всего, что я услыхала, я просто не могу не заниматься. Это же, – Катя взмахнула рукой, – из ряда вон выходящее происшествие. Сенсационный материал!
– А как же убитый мальчик?
– Когда я работала следователем, Вадечка, у меня на руках по двадцать дел бывало. И по всем я все успевала.
– Но ты не убийства расследовала. Впрочем, слава Богу. – Кравченко допил кофе и вытер губы салфеткой. – Ладно. Сделаем так. Я сейчас вместе с Сережкой перевезу Павлова с пацаном на дачу, потом приволоку Мещерского сюда. Два ума хорошо, два с половиной, считая твоего любезного опера, – тоже, а три с половиной – еще лучше. К тому же Мещерский обожает тайны.
– Может, и Павлову сказать, а? – неуверенно предложила Катя.
– Твой Колосов поведал все это тебе – раз, – Кравченко усмехнулся. – Ты рассказала мне – два. Святое дело, ибо: да прилепится жена к мужу и будут двое плотью единой. Затем все узнает Сережка – три. А если разболтать еще и постороннему… Что получится у нас?
– Секрет полишинеля.
– Во-во. А попросту, по-русски: длиннющий бабий язык. Увольте меня от этого.
– А все-таки Павлов, если бы захотел, сумел бы нам помочь, – заметила Катя. – Он всех в этом институте знает. С этим Ольгиным, я заметила, дружит.
– В общем, пусть решает князюшка, – предложил Кравченко. – Он в эту тайну, как клещ, вцепится, его хлебом не корми. Ого, уже пол-одиннадцатого, – он бросил взгляд на часы. – Пора отчаливать.
– Знаешь что, – Катя медленно поднялась из-за стола. – Я тоже с вами поеду.
– Зачем? Что на даче…
– Я не на дачу. Ты довезешь меня до школы, я покажу, где это. Я ну просто какая-то лихорадочная сегодня – дома сидеть совсем не могу. – Катя уже доставала из шкафа летнее платье. – Мне с одной девицей побеседовать надо, с женой старшего брата Стасика.
– Делай как знаешь, только быстро. – Кравченко не стал возражать. – И смотри, не запутайся. Два убийства, не связанных между собой, – это два кубика Рубика. Их вертеть одновременно не каждый способен.
