– Да потому, что я думала, что он общался со Стасиком в последние дни…
– Он был со мной. Здесь, – Кораблина указала глазами на старенький диван. – Здесь он был… и я была здесь…
– Но все равно мне надо его видеть. У него есть друзья, эти, которые на мотоциклах. Там организация какая-то. Стасик о ней знал, хотел, чтобы его приняли.
– В стаю? – Этот вопрос учительницы упал, как льдинка на дно стакана.
– Да, в стаю. А вам про нее что-нибудь известно? – насторожилась Катя.
– Они так себя называют, – учительница горько усмехнулась. – Они все – сущие дети. Мне завидно иногда на них смотреть. Все никак не перестанут играть. А мотоциклы, кожа – это все игрушки, прибамбасы, вроде деревянных лошадок и погремушек.
– Света, я должна увидеть Жукова, – Катя сказала это твердо. – Без этого я отсюда не уйду.
– Его нет сейчас в городе.
– А где он?
– Где-то под Звенигородом. Там пионерский лагерь бывший, они там свое байк-шоу готовят.
– Байк-шоу?
– Съезд. – Кораблина устало опустилась на диван. – Слет, посиделки – ну, что хотите. Я же говорю – они дети, а любимым развлечением мужчин, детей, зверей и прочих… животных являются потасовки.
– Что, они драться там, что ли, собираются?
Кораблина снова усмехнулась.
– И драки там случаются, как он мне рассказывал. И все там случается.
– Но он же приедет сюда к вам перед этим шоу? Ведь обязательно должен, – настаивала Катя.
– Я сказала, чтобы он никогда ко мне больше не приезжал.
– Ну, это ничего не значит, – отмахнулась Катя. – Света, я умоляю вас. Вот мой телефон. Как только он появится, позвоните мне. Поверьте, я должна с ним поговорить!
Кораблина, поколебавшись, взяла листок, вырванный из блокнота.
– Это ради Стасика, – сказала Катя. – Я вас очень прошу.
Кораблина молча спрятала телефон в косметичку.
– Хорошо, я вам позвоню, – пообещала она тусклым, безжизненным голосом. – Даю слово.
– Значит, красотка учительница врезалась в молодца на мотоцикле. Что ж, русский вестерн. А муж – как всегда – бандит, – задумчиво подытожил Мещерский, когда они с Кравченко вечером приехали к Кате держать совет. – О вдовы, все вы таковы!
– Она не вдова, – хмыкнул Вадим. Он сидел в кресле и листал приготовленный для Мещерского справочник по наркотикам.
– Соломенная, дружочек, соломенная. Но это, впрочем, не важно. Важно то, что она влюблена. Это ясно как день, – Мещерский устало откинулся на спинку кресла.
Устали они все. Катя, вернувшаяся из Каменска своим ходом, может, больше других, а ей пришлось еще рассказывать приятелям как о каменских делах, так и убийствах и загадках Новоспасского.
– Смерть – такая штука, ребята, – продолжил князь. – Такая… Я с недавних пор замечаю, что она подходит к нам все ближе и ближе. Мы все время возле нее. И никогда она не является в том же самом облике, что и раньше. Убийство ребенка, убийства старух – все это вроде бы совершенно посторонние нам люди. И вот вдруг вся эта история начинает втягивать в себя и нас. Словно гигантская воронка: музей, институт, павловская дача – словно витки спирали или штрихи, наброски некой драмы, которую нам предстоит…
– Что? – спросила Катя тихо.
– Либо наблюдать, либо разыгрывать вместе с такими же, как мы, безвольными статистами, марионетками на потребу… – он указал куда-то в темное ночное окно. Голос его был печален: ни намека на то, что Мещерский действительно заинтересовался очередной загадкой. – И правильно ли мы сделали, что отвезли Витьку с ребенком туда, где орудует маньяк-детоубийца? – продолжил князь. – Туда, где такая удивительная тишь, такая безмятежная глушь, такая благополучная доперестроечная дача и где не дождешься никакой помощи?
«Вот, – подумалось Кате. – И он о том же беспокоится. А я-то с Павловым…»
– Слушай, а может, посвятить Витьку во всю эту карусель? – словно на ее мысли откликнулся Кравченко. – Ну, я базу имею в виду.
– Может, рассказать ему все? – подхватила Катя.
– А что все ты ему расскажешь? Что конкретно? – спросил Мещерский.
– Ну, про шимпанзе, про извлечение мозга, про те черепа…
Сергей прикрыл глаза рукой.
– Это все частности, Катюша.
– Ничего себе частности!
– Это все штрихи, наброски, я бы сказал – отдельные весьма эффективные детали все в той же драме, что развертывается перед нами и перед ними, – он не закончил, указав глазами на потолок к погашенной люстре. Кого вот только имел в виду? Богов? Духов? Ангелов?
