куда-то ехать, одним словом… Звонить, например, в РУБОП – вот на численнике как раз перекидном это отмечено: звонить всезнайке Обухову, контролировать исполнение… переданного параллельной структуре на исполнение запроса об установлении…
– Эт-то что еще за фокусы? Па-адъем! Смир-р-р-на-а!
От этого генеральского рыка звякнула и с грохотом обвалилась фрамуга на окне. В кабинете сразу стало свежо. И к этой утренней свежести примешался аромат заковыристой туалетной воды или духов. Колосов кое-как привел в порядок мысли, разлепил веки. Ба, Гена Обухов на пороге – легок на помине! При полном параде, в галстуке, начищенных щегольских ботинках, и улыбка, насмешливая и покровительственная, – все тридцать два зуба напоказ. Однако откуда у этого стиляги такой великолепный начальственный бас?
– Не спи – замерзнешь. Салют, компендаторе. – Обухов плюхнулся на стул перед Колосовым. – Что, веселенькую ночку провел?
– Угу. – Колосов слабо кивнул, потянул носом: благоухание, лепота! – «Юнкерский»? – вяло спросил он Обухова. – Ну, одеколончик? Я рекламу слыхал, тезка мой Михалков рапортовал – мороз, дескать, рождественский, лошадиный пот, рюмашка водки… – Он мечтательно зажмурился. Он был сейчас такой слабый, ленивый, такой сонный и добрый, что любил, казалось, весь мир без купюр. Любил даже этого вот охальника Генку, который громыхал как иерихонская труба, и благоухал, как клумба.
– Прочисти мозги, – скомандовал Обухов деловито. – Я и так ради этой вашей ерунды на час все мероприятия по «Альбатросу» сдвинул.
– «Альбатросу»? А, это, – Никита смутно припоминал дела давно минувших дней: ТОО по производству мясных консервов, лотки фарша и того, пристегнутого наручниками фраера…
– Прочисти мозги, – повторил Обухов. – На вот, любуйся, – он придвинул по столу к Колосову сколотую скрепкой пачку документов – распечаток компьютера. – Это все по той ерунде, которую ты, заручившись поддержкой самого, спихнул на исполнение моим орлам. Данные, как в вашем запросе было указано, на Олега Смирнова и прочую твою гоп-компанию. Господи, Никита, каким вы тут бредом начали заниматься! Если бы не указание самого (так лаконично Обухов именовал высокое начальство), хрен бы ты у меня такой информации дождался. – Он встал и направился к двери. Такой занятой, такой наглаженный, такой ароматный, как пасхальный розан…
– Спорим, Гена, никуда ты сейчас не уйдешь. – Колосов придвинул к себе распечатку. – Звони в отдел, – он придвинул телефон. – «Альбатрос» и вся эта твоя кедровская шишголь подождут. А ты, будь ласков, сядь на место.
– То есть? – от такой дерзости Обухов даже споткнулся на пороге.
– Май-горское дело, как нам кажется, имеет прямой выход на самоубийства в Старо-Павловске. На смерть Ачкасова и… – и тут Колосов выдержал свою неподражаемую паузу, – и на гибель прокурора Полунина и его семьи.
– Кому это «нам» кажется? – ревниво и быстро спросил Обухов, возвращаясь к столу.
– Мне и следователю прокуратуры. Это дело в самой ближайшей перспективе – наше с потрохами. Не хочешь присоединиться?
Обухов сел на стул верхом, как на боевого коня. Он сейчас был похож на золотоискателя, которого пока еще не очень желают брать в долю. А он и сам колеблется: стоит ли? А вдруг лопухнешься вместе с самонадеянным коллегой из параллельной структуры?
– Выкладывай, – сказал он и по-хозяйски потянулся к колосовской пачке сигарет на столе.
– Подождешь. Сначала я ознакомлюсь с этой, как ты выражаешься, «ерундой».
Обухов курил и злился. Колосов читал, восхищался. Да, Генка работать умеет. Гласно и негласно. И источники у него в полном, так сказать, наличии, и связи, и возможности… Ничего не попишешь: белая кость, РУБОП. Они на коллекционировании компры собаку съели. Аж зависть берет!
Он знакомился с информацией, менее чем за одни сутки (!) собранной на обитателей май-горской дачи. Итак, кто у нас там в списке по порядку? Сорокин? Ну, с ним вроде все ясно. Кузнецов Александр Евгеньевич, 1966 года рождения, не значится… не состоял… не привлекался… Ищенков Владимир… Фамилией Ящера Колосов буквально подавился. Змей Генка, и откуда у него такие данные на Ящера? Они ж под грифом шли, а у его орлов всего-то банк данных «Серийник» был в распоряжении, где полная туфта… А вот, наконец, и Смирнов Олег – сколько тут про него всего написано! Так… актер, режиссер, фильмы с участием, спектакли, радиопостановки, Госпремия, еще премия, премия союза театральных деятелей, гастроли, зарубежные поездки, кинофестивали… в связях криминального характера не замечен, не числится, не состоял… не привлекался… Семейное положение, так… женат вторым браком, жена, год рождения… Ничего себе разница у них! Он ей в папаши годится. Наличие детей – один ребенок. Возраст… Да господи – кроха еще совсем грудная, и года нет… А это что такое? «В настоящее время решается вопрос о помещении в дом ребенка ввиду…»
Колосов закурил. Вот тебе и первенец у Смирнова, вот и подарочек на старости лет. Дебил дебилом вырастет, бедняжка…
Следующей в списке шла Александра Модестовна Забелло-Чебукиани. И у Колосова сразу же запестрело в глазах от фамилий. Господи, сколько же раз эта женщина их меняла? Ну, четыре брака и каждый раз – фамилия нового мужа. А девичья фамилия у нее, оказывается, Горностаева. Что ж, вполне на уровне фамилия для такой евроледи. Год рождения… Старовата, конечно, достанется Костьке Сорокину женка, ну да… Образование высшее, место работы – Академическое хореографическое училище им. Вагановой, старший преподаватель. Из Питера, значит, дамочка… «А насчет того, что она на сцене выступала, – ни словечка, – разочарованно подумал Колосов. – Наверное, никакая она и не балерина, а так, обычный кордебалет…»
Уволилась в 1986 году в связи с переездом в Москву и регистрацией брака с Георгием Забелло- Чебукиани, членом Союза художников СССР, лауреатом Ленинской и Государственной премий, членкором… Колосов терпеливо читал длиннющий послужной реестр четвертого мужа Александры Модестовны. Наверное, обуховские аналитики просто в энциклопедию отечественного изобразительного искусства заглянули, подумал он, и слизали все оттуда подчистую. Государственная премия 1978 года, еще одна в 1987 году, персональные выставки – Манеж, Русский музей, Галерея на Крымском…
– Ген, а что такое минимализм? – спросил вдруг Колосов.
– Что? – Обухов поморщился, как от зубной боли.
– Вот тут у вас написано о персональной выставке Чебукиани в Москве в 1986 году. Выставка в
