– О чем?
Катя вспомнила трогательную сцену «оживления поцелуем», фактически спровоцированную «май- горской ведьмой». Странно, выходит, бес-то лукавый в лице дражайшей Юлии Павловны для Нины сделал только добро… Добро ли? «Это всегда палка о двух концах», – вспомнились Кате слова, брошенные Хованской Смирнову.
– Ну ладно, Кузнецову сейчас в опорном несладко приходится, – Катя тяжко вздохнула. – Но ты за него особо не волнуйся. Что-то еще хочешь спросить?
– Да! Слушай, а что Сорокин, по-твоему, делает для Юлии?
– Думаю, время от времени она просит его подобрать ей какие-нибудь теологические тексты, которыми потом пользуется в сеансах с клиентами. Возможно, платит ему за переводы, но вообще вряд ли. Думаю, интерес у Костьки во всем деле этом не деньги, а… А такие библейские экскурсы, видимо, на клиентуру сильное впечатление производят, повышают, так сказать, рейтинг Хованской. Надо же, какая эрудированная ведьма! – Катя недобро усмехнулась. – Кто сейчас с Ветхим Заветом-то знаком? Не говоря уж о Сократе Схоластике и Евсевии Иерониме.
– Ну хорошо, и последнее. Кать, а сама-то ты как думаешь: даст вам что-нибудь нынешний допрос Хованской? – Нина тревожно смотрела на подругу. – Может, я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что чем больше в этом деле фактов, намеков, догадок, подозрений, тем все дальше и дальше реальная возможность… узнать правду.
– Как показывает практика, допросы подозреваемых вообще мало что дают для установления истины по делу. Следователь и подозреваемый очень редко искренни друг с другом.
– Так зачем тогда тратить время на эти ваши допросы?
– Процессуальная формальность, – Катя хмыкнула. – Но иногда… Знаешь, Нина, иногда полезно спросить человека кое о чем прямо, отбросив и церемонии, и правила вежливости. Посмотреть на его реакцию.
– И что же ты спросишь у Хованской, отбросив правила вежливости? Не она ли прикончила всех этих несчастных?
– Не-а, – Катя покачала головой. – Это пусть Никита спрашивает. А мне хотелось бы узнать от нее другое: каково это в наше время считать себя истинной ведьмой? И одно ли это и то же: верить в собственную сверхъестественность и одновременно при помощи целого набора манипуляций заставлять верить в это других?
Глава 29
ФАТАЛИСТ
Допрос Олега Смирнова, хотя на него и возлагались огромные надежды, был кратким. Колосов четко помнил свое обещание, что основателю «Табакерки грез» будут задаваться лишь конкретные вопросы, какими бы нелепыми и странными они ни казались на первый взгляд. За Смирновым на дачу отрядили сыщиков из отдела по раскрытию убийств. И когда режиссера доставили в опорный пункт, в доме недопрошенными оставались лишь Хованская и мальчик. Такое «рассредоточение» фигурантов вполне устраивало стражей порядка, стремившихся свести до минимума контакты между подозреваемыми. Однако у Колосова сложилось впечатление, что после гибели вдовы обитатели май-горской дачи и сами не особенно стремились к тесному общению друг с другом.
Когда Смирнов переступил порог опорного пункта, вид его снова поразил Колосова. Если раньше режиссер выглядел не слишком-таки презентабельно, то теперь… теперь от прежнего Олега Смирнова, известного всей стране по фильмам и фотографиям в газетах, не осталось и следа. Перед ними был старик или неизлечимо больной.
«Дикий взгляд» – другими словами Колосов просто не в силах был передать выражение его глаз. Это был взгляд человека, который видит цунами или тайфун, вот-вот готовый обрушиться на его голову, а у него уже нет возможности спастись. И Колосову стало при взгляде на Смирнова очень не по себе.
– Садитесь, Олег Игоревич, пожалуйста, вот сюда. – Караулов, которому предстояло официально допрашивать Смирнова, поднялся ему навстречу. – Вам что, плохо? Снова приступ? Может, «Скорую»?
– Нет. Ничего не нужно. Извините. – Смирнов грузно опустился на стул.
«Старик, совершенная развалина, – подумал Колосов, и сердце его защемило. – Ведь держался-то прежде молодцом, и вот в несколько считанных дней одряхлел…»
– Олег Игоревич, мы пригласили вас в качестве свидетеля по уголовному делу, – Караулов пристально разглядывал Смирнова. – Вы, конечно, понимаете, насколько все это серьезно. Вольно или невольно, но вы оказались причастны к делу о трех убийствах.
– Я… я никогда не предполагал, что такое может случиться. Не верил… Саша умерла… – Смирнов словно произносил заученный текст старой, набившей оскомину трагедии. – Я просто не верил, что такое возможно…
И тут Колосову бросилась в глаза одна деталь. Он замечал ее и прежде, в беседах с другими обитателями май-горской дачи. Но поначалу не придавал значения этим странным ПАУЗАМ В ВОСКЛИЦАНИЯХ. Точно это пробелы каких-то привычных слов, произнести которые язык не поворачивался. Слов, касающихся…
Ни Смирнов, ни Сорокин, ни покойная Александра Модестовна, ни Ищенков, как припоминал Никита, никогда не употребляли восклицаний с обращением к Богу – самых обычных, из тех, что у всех на устах: «господи», «боже мой».
– Олег Игоревич, вы позвонили в милицию и сообщили об убийстве. Почему вы в тот момент были уже уверены, что Александру Чебукиани убили, а не что с ней приключился сердечный приступ? – спросил Колосов.
– Саша была мертва, когда я подбежал… Я подумал… Вы же говорили, что после смерти этой несчастной девочки тут была еще одна смерть, умышленное убийство. И я подумал… это снова произошло.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
