сном совершать обход своего дома. Внизу царили покой и сумрак. И – раз, два, три – приглушенные звуки рояля долетали из репетиционного зальчика. Олли записал на всю магнитофонную кассету только этот музыкальный опус.
Верховцев медленно шел по своим владениям. Зимний сад – немного тесный, душный. В небольшом бассейне тихо булькала вода. Он наклонился и убавил подсветку – в изумрудной глубине водоема метнулись крупные золотистые рыбы. В углу сада в буйном сплетении комнатно-тропической зелени пряталась уютная малахитовая гостиная. Здесь гости отдыхали, курили и накачивались виски и коньяком перед тем, как перейти в Зал Мистерий.
Верховцев заглянул и в его темные глубины. Света он не включал. Черный бархатный мрак, тишина и… Он принюхался. Нет, показалось. Запаха нет.
Верховцев переходил из комнаты в комнату, аккуратно гася везде свет. Интересно, во сколько ему обошлось все это? Вся эта мебель, светильники, ковры, зеркала, картины? Два года назад он просто заказывал, выбирал, покупал и платил не глядя. А что бы сказал, узнав о подобном транжирстве, его старший брат? Верховцев остановился. Впрочем, Господь с ним. Брат Вася уже ничего не скажет. Он тихо гниет в своем дорогом дубовом гробу на Кунцевском кладбище.
Следующей комнатой по коридору после Зала Мистерий была костюмерная. Он медлил погасить в ней свет. Какие костюмы, какие восхитительные костюмы! Ах, если бы только Мастер видел их! Что бы он сказал? Наверное, улыбнулся бы уголками капризных губ и отпустил свой очередной парадокс:
В переулке под окнами особняка взвизгнули тормоза. Верховцев выглянул в узкое окно костюмерной. У дверей его дома остановился красный «Феррари». Лели. Лели вернулась домой. О, она-то в отличие от них не сидела вечерами дома!
Верховцев отдал эту машину в ее полное владение, и она гоняла по ночной Москве как сумасшедшая. Иногда она заезжала в казино на Арбате, но чаще в свой Женский клуб.
– Только не привози их сюда, – попросил он ее, вручая ключи от машины. – Ладно?
– Почему? – Она сидела на диване, гибко изогнувшись, точно крупная черная змея, в своем кожаном комбинезоне от Рабана. Ноги в высоких сапогах-крагах на толстой платформе, спина – прямая, как у балерины, иссиня-черные волосы рассыпались по плечам. В тонкой смуглой руке – длинная египетская сигарета. – Почему? Тебе неприятно это? – повторила она.
– Нет, Лели. Дело не в этом. Просто женщинам свойственно говорить обо всем, что им довелось увидеть.
– Мои женщины не из болтливых, Игорь.
– Я знаю, Лели, знаю. Но лучше, если ты все же проявишь осторожность.
С тех пор, познакомившись с очередной пассией в клубе, она ехала на квартиру, снятую на деньги, специально данные ей Верховцевым.
Хлопнула входная дверь, простучали каблуки.
– Ты еще не спишь, Игорь?
Лели стояла на пороге. Ослепительная, как всегда. Шуба из серебристой чернобурки струилась мягкими складками с плеч до самого пола. Ее смуглые щеки разрумянились, глаза влажно блестели. От нее исходил аромат амбры, вина и бензина.
– Хорошо повеселилась? – спросил он.
– Чудесно. Мы ездили на Воробьевы горы. Там такое небо, небо и много-много звезд.
– В парке небезопасно, Лели.
– Вера брала с собой своего друга.
Он удивленно приподнял брови. Лели засмеялась.
– Это дог, представляешь? Огромный, мраморный. Я и не знала, что у нее есть собака. О, он настоящий рыцарь! Верный страж и телохранитель – бросается на каждого, кто приближается к машине.
– Спокойной ночи, Лели.
– Спокойной ночи.
Он уже почти добрался до конца лестницы, когда она окликнула его:
– На днях ничего не будет?
– Нет, Лели.
– Значит, Данила не нашел…
– Пока нет.
Она вздохнула. Вынужденное безделье по-настоящему удручало ее. Ей нравилось работать. Ей нравилось работать именно так.
– Жаль…
Верховцев закрыл за собой дверь, ведущую в коридор второго этажа. Сколько чувств в этом коротеньком слове: жаль. Он повторял его про себя. Это было любимое слово Мастера. Его постоянно повторяли герои его пьес.
Наконец он добрался до своей заветной комнаты. Позвоночник не болел, страдание ушло в небытие, побежденное чарующе-белым снадобьем, спрессованным в таблетки. Верховцев дотянулся носком ботинка до напольного включателя – вспыхнуло яркое электрическое солнце. Таинственно замерцал светильник-меч. Из серебристого тумана выплыло лицо Мастера.
Ну, здравствуй. Здравствуй, Оскар О'Флаэрти Уайльд. Ирландский великан. О'Флаэрти – имя древних
