– Для… – Колосов смотрел на нее. – Когда мы познакомились, я подумал: вот кисейная барышня, которая сама не знает, куда лезет из-за своего снобизма. Но семь лет… получается, что ты знаешь, куда ты лезешь.
– Да я следователем работала, на «земле», между прочим, в отличие от некоторых, а не в «управе»! Я такие дела вела, что некоторым и не снились! – вспылила Катя. – Я много чего видела и много чего знаю. Я мертвых видела, изуродованных видела, плачущих тоже видела. Я за эти годы троих друзей потеряла. Их убили, слышишь, ты?! Убили только за то, что они носили такую же форму, как ты и я!
– Не кричи.
– Только здесь я кое-что стала понимать в этой жизни, здесь мои друзья, здесь все – мое. А он – снобизм. Господи Боже! Заявляется какой-то тип, который строит из себя комиссара Мегрэ, и начинает рассказывать, что он про меня думает! Да наплевать мне на то, что ты думаешь! Ясно? На-пле-вать! И вообще убирайся! Знать тебя больше не хочу!
– Не кричи.
– Убирайся!
– Я ж голодный и не поенный кофе, – вздохнул Никита и миролюбиво покачал головой. – Хотя после такой выволочки я б охотнее выпил чего-нибудь покрепче. А?
– Иди к себе и пей. Я домой собираюсь.
– Ты же хотела от меня каких-то объяснений.
– Теперь не хочу. – Катя кипела, как раскаленный чайник.
– Но все же я рад, что наше объяснение состоялось. – Он деловито заварил кофе в чашках. – И я еще более рад, что наш штатный главковский трубадур – лицо не случайное, а, так сказать, идейное. И все же сноби… стиля, Катенька, стиля в тебе чересчур уж многовато для нашей конторы.
Катя молчала, ей до смерти хотелось облить Колосова кофе, чтобы он стал мокрым и меньше походил на противного напыщенного индюка. «Подумаешь, настоящий мужик, отмороженный несчастный!» – шипела она про себя.
– Я, между прочим, пришел к тебе сдержать свое слово, Катерина Сергевна, – многозначительно изрек «отмороженный», – я же дал тебе слово, что все объяснения будут в понедельник, я привык выполнять свои обещания.
Кате сразу же вспомнились слова Мещерского. Она со стуком поставила чашку на стол.
– Зачем ты повез меня смотреть труп Лавровского? Чтобы испытать мой снобизм?
– Чтобы ты помогла мне убедиться, что убитый – действительно сожитель Красильниковой. Что тебе с блеском и удалось, – ответил Никита невозмутимо.
– А для чего тебе это было нужно?
– Видишь ли, я сомневался до самого последнего момента. Это убийство никак не вписывалось в прежнюю схему.
– Какую схему?
– Мою схему.
– Я ничего не понимаю.
– А я тебе объясню, я за этим и пришел. Уж если ты, несмотря на мое прямо героическое сопротивление, все-таки влезла в это дело и даже помогла мне, ты должна кое-что узнать. Передать печенье?
– Нет, спасибо.
– Фигуру бережешь?
– Да.
– И зря.
– Это не твое дело.
Колосов вздохнул.
– Итак, моя схема… Видишь ли, дело в том, что убийство Красильниковой и Лавровского – это не начало всей истории. И даже не конец. Это только середина. И я даже не уверен, что золотая.
– А когда же было начало? – спросила Катя.
– Год назад.
– Го-од?
Он кивнул.
– Красильникова – четвертая жертва. Лавровский – жертва пятая. И думаю, будут еще.
– А первые… кто они? – Катя почувствовала холодок в груди.
– Два женских трупа с точно такими же, как у Красильниковой, проникающими сквозными ранами в брюшную полость были найдены в марте и июле прошлого года неподалеку от Москвы, почти сразу за Окружной дорогой. Там все тоже вроде было замаскировано под несчастный случай – вещи, одежда… Кстати, на одежде
