бытовки не суются.
– А в бытовке кто с тобой живет?
– Бабай один. Тот, кто кусается, – засмеялась она тихо. – Они тут офис во флигеле ремонтируют, турки, ну и заходят иногда. Он мужик ничего, по-нашему даже умеет ругаться. Только он, увы… – Она развела руками. – У меня один был, так тот, я тебе, мальчик, скажу, с двенадцати до двенадцати мог, не вставая.
– И куда он такой делся? – усмехнулся Олли.
– Зарезали его. Тут буза одна была на вокзале: осетины на карачаевцев, стенка на стенку.
– А он кто был?
– Осетин. Аслан. Хороший парень, душевный. Не бил меня, даже пальцем никогда не трогал.
– Ты очень плакала, когда он умер?
– Что?
– Плакала, говорю?
Она пожала плечами.
– Не помню. Я тогда без лекарства была. Все как в тумане, ничего не помню.
– Половина двенадцатого, долго мы здесь. – Данила посмотрел на наручные часы. – Игорь, я сейчас…
Он не договорил. Откуда-то из темноты вынырнули пять приземистых, кряжистых фигур. В нос шибануло мочой и махоркой.
– Вот они, – прохрипела одна из них. – Вон тот длинный, в пальто, в морду меня бил и Маньку мою…
Тени метнулись навстречу – Верховцев, шедший первым, ощутил резкий толчок в грудь, чей-то крепкий кулак съездил ему под дых, и, когда он, потеряв равновесие, упал, его начали пинать ногами. Он извивался, пытаясь встать.
На Данилу напали сразу двое. Один с воем тут же отлетел, получив сокрушительный удар в челюсть, второй оказался хитрее – набросился сзади, по-медвежьи облапив Данилу и пытаясь сбить его подножкой на землю.
Но хуже всех пришлось Олли. К нему подскочил юркий белобрысый пацан в рваной «олимпийке» и с криком: «А по глазам не хочешь?» – замахнулся ножом. Лезвие тускло блеснуло в фонарном свете и неминуемо бы прочертило на щеке Олли кровавую борозду, если бы не та, имя которой было Анна. Она взвизгнула, как дикая кошка: «Сволочь! Своих бить, да? Своих?» – вцепилась в белобрысые вихры парня в «олимпийке» и с остервенением рванула его к себе.
Нож, описав в воздухе дугу, пропорол рукав ее куртки и наконец, вышибленный Данилой, успевшим уже обратить в бегство всех своих недругов, со звоном упал на мостовую.
– Атас! – крикнул кто-то из темноты. Тени исчезли так же неожиданно, как и появились.
Верховцев поднялся, отряхнул пальто, сплюнул.
– Да, это вам не Рио-де-Жанейро. Поехали отсюда скорее.
В джипе Олли сел рядом с Анной на заднее сиденье. Она зажимала предплечье.
– Сильно задели? – спросил он.
– Ерунда, царапина.
– На мой платок.
Она скинула куртку, задрала рукав кофты. На худенькой руке был длинный, но, к счастью, неглубокий порез.
– Сволочь! Это из Кожевников бичи, и еще с ножом, гад ползучий. – Она пыталась обвязать платком руку.
– Дай помогу. – Олли осторожно затянул узел.
– Ты прямо доктор Айболит, – молвил Данила, наблюдавший за их возней в водительское зеркало. Олли не ответил, обернулся к девушке:
– Ты храбрая.
– Ну, так на том стоим.
– А это что? – Он показал на алые точки на сгибе ее локтя.
– Это птичка клюнула. – Она быстро спустила рукав. – Это не для таких паинек, как ты, ангелочек.
– Ты меня спасла, – сказал он.
– Уж и спасла, скажешь тоже!
– Ваш сосед гордится своей красотой, – молвил Верховцев, ворочаясь на переднем сиденье. – Это так мило, что вы за него вступились.
Данила повернул ключ, джип рванул с места. Ехали молча. Данила изредка поглядывал в зеркальце. Олли, не отрываясь, смотрел в окно на ночную Москву.
Глава 14
О МАНЬЯКАХ… О МАНЬЯКАХ…
