В зале стояла гробовая тишина, изредка прерываемая сопением и покашливанием работающих. Катя так и не смогла нарушить эту священную творческую нирвану пустейшим вопросом: «Как пройти к Могиканину?» Ей было неприятно смотреть на голого натурщика. Хотя все его «прелести» деликатно заслонялись задом партнерши, даже сама мысль о том, что она может их случайно подглядеть, вызывала у Кати предчувствие обморока. «Старик стариком. А тоже – сидит, красуется. На бутылку, наверное, заколачивает. Плейбой!» Она потащила Князя дальше по коридору.
– Семеныч, я ж отдам, когда аванс получу! – Мимо них в противоположный конец коридора резко прошмыгнул испитой молодец в полосатых трусах и майке «рибок». – Семеныч, да будь же человеком! – вопил он, с ходу обрушивая на чью-то запертую дверь свой костлявый кулак. – Ну дай! Дай! Ну не будь нецивилизованным жлобом! Ко мне заказчик пришел! Перекрутиться надо!
За дверью кто-то ехидно захихикал. Молодец в трусах саданул по двери пяткой и потрусил мимо Кати дальше по коридору. Где-то хлопнула дверь. Потом утробно забулькала вода в унитазе.
Мещерский наугад толкнул дверь, откуда пела милая сердцу старушка «АББА»: «Лав ми о лив ми…»
– Вы не скажете, как пройти к Павлу Могиканину, девушка? – вякнул он с достоинством.
Вопрос адресовался существу, сидевшему на шпагате посреди комнаты, устланной циновками-татами и совершенно лишенной мебели. Катя успела заметить только ноги в черном трико да длинный белобрысый хвост, стянутый на затылке резинкой.
– Какая я тебе девушка, дядя? – гаркнул адресат, оборачивая к Мещерскому красное от напряжения лицо, украшенное усами и бакенбардами. – Ты что, ослеп?
– Простите, простите, ради Бога, тут света мало, – забормотал Князь. – Мы ищем…
– Сандро? Он в магазин отошел. Вы из цирка, со сметой? – обрадовался вдруг «шпагатник».
– Нет-нет, мы не со сметой! – пискнула Катя, давясь за спиной Князя смехом: «Из цирка! Прямо в яблочко». – Нам Могиканин нужен, где он?
– Прямо по коридору. Он в гальванике, кажется. Короче, час назад был там. – «Шпагатник» вдруг лег на одну из своих ног, а затем свернулся калачиком, подобно садовой улитке.
– Господи, куда мы попали? – зашептал Мещерский. – Что за берлога?
– «Улей», сказано же тебе – богемная общага на бывшем консервном заводе, – хихикнула Катя. – А гальваника – это что такое?
– Не знаю… ничего я не знаю здесь. Ты погоди, не отрывайся от меня. – Мещерский шагнул вперед. – Я лучше первым пойду.
Его невысокая фигурка храбро заслонила Катю от грядущих напастей.
Затаив дыхание, они крались дальше, словно два следопыта в дебрях девственного леса. «А-А-О-О-У- УА-А», – пело за одной из дверей низкое контральто.
– Растворитель неси скорее! Быстрее, говорю! За смертью, что ли, посылать! – яростно орали за другой.
– Да Ласкер против Алехина был травой, старик, так же как Шорт против Каспарова! – спорили за третьей.
За четвертой дверью долбили чем-то тяжелым по железяке, за пятой – Катя прислушалась, не веря самой себе, – квохтали какие-то неизвестно откуда взявшиеся куры, за шестой, у лестницы, ведущей под стеклянный фабричный потолок, ссорились женские голоса.
Седьмая дверь оказалась последней, приоткрытой. Из нее выбивалась полоска яркого света и несло тем же самым, что так напомнило Кате гараж Кравченко.
– Это, скорее всего, здесь, – сказал Мещерский. Они вошли.
– Ой! – Катя едва не споткнулась. – Что это?
Помещение, куда они попали, никак не напоминало мастерскую скульптора, как воображала ее себе Катя. Никаких глыб необработанного мрамора, никакой гипсовой крошки, глины – даже пластилина не было видно.
Середину комнаты занимало белое корыто, наполненное чем-то бурым, отвратительным на вид. Справа от двери находился небольшой распределительный щит со скамейкой перед ним. От него к корыту и стоящему рядом с ним ящику, где были аккуратно уложены медные загогулины, тянулись провода.
– Люсик, поставь на табуретку или прямо на пол! – крикнул мужской голос из дальнего угла комнаты.
Катя дернула плечом. «Люсик, имечко тоже!»
– Простите, пожалуйста, это мастерская Павла Могиканина? – крикнула она как можно звонче.
Что-то загремело, затем кто-то чертыхнулся, снова что-то загремело.
В углу открылась еще одна дверь. На свет выскочил удивительного вида коротышка – розовый, толстый, бритый, в пестрой майке с номером «10» на груди и «18» на спине, закатанных до колен тренировочных и шнурованных башмаках на толстой подошве. Кате он тут же напомнил Кролика Роджера, которого так талантливо «подставили» в фильме Стивена Спилберга.
– Ребята, я зашиваюсь, семь секунд ждите! – крикнул он, махнул неожиданно черными, как гуталин, руками и снова исчез за дверью.
Катя в изнеможении оперлась на руку Мещерского.
– Ты прав, «желтый дом» какой-то, – шепнула она.
Князь, вытянув шею, с любопытством разглядывал корыто и его содержимое.
– Кажется, это сульфат меди. А это, – указал он на металлические загогулины, – наверняка медные
