она для себя открыла и по причине которой так много плакала в начале. Эмилио ещё раз спросил себя:
— И зачем же я, в самом деле, бросил Анджолину?
VIII
Балли намеревался окончательно вылечить друга. В тот же вечер он пришёл на ужин к семье Брентани. Стефано начал с того, что абсолютно не проявлял поспешности в том, чтобы узнать случившееся, и только позже, когда Амалия вышла, спросил, глядя в потолок и продолжая курить:
— Ты дал понять своей Анджолине, что обойдёшься без неё?
Эмилио немного самодовольно ответил, что да, но сразу же понял, что не смог бы сказать больше ни единого слова, кроме этого, тем же тоном.
Амалия вернулась очень быстро. Она рассказала о ссоре, которая имела место в их доме во время обеда. Амалия заметила, что тот, кто обвиняет женщину в неприготовленном обеде, сам серьёзно виноват. Ведь всё зависело от силы огня, а определить её на глаз очень сложно.
— В конце концов, — добавила Амалия, ласково улыбаясь брату, — это не его забота. Эмилио пришёл домой в таком настроении, что если бы не нашёл на кого его излить, то ему стало бы плохо.
Балли, казалось, не хотел ставить в зависимость плохое настроение Эмилио, о котором ему говорили, с событиями последнего вечера.
— Я тоже пребывал сегодня в отвратительнейшем настроении, — сказал Стефано для поддержания разговора.
Эмилио запротестовал, сказав, что настроение его было отличным:
— Разве ты не помнишь, Амалия, каким весёлым было сегодняшнее утро?
Амалия рассказала всю историю их ссоры, стараясь не задеть Эмилио. Было ясно, что, говоря обо всём произошедшем, она хотела лишь развлечь Балли. Она не упомянула гнева Эмилио, но также и не вспомнила о том, что он потом попросил у неё прощения. На последнее обстоятельство Эмилио глубоко обиделся.
Когда двое мужчин оказались на улице, Балли сказал:
— Посмотри, насколько же мы свободны с тобой оба теперь! Разве так не намного лучше? — и Стефано опёрся по-дружески на руку Эмилио.
Но тот вовсе не разделял этой точки зрения. Однако Эмилио понял, что в данный момент его долгом является проявить взаимное дружелюбие, и ответил:
— Конечно. Так лучше, но я смогу оценить это своё новое состояние только по прошествии времени. Сейчас же я чувствую себя очень одиноким, даже рядом с тобой.
Не ожидая вопросов, Эмилио сам рассказал о своём утреннем визите на улицу Фабио Северо. Он не стал упоминать то, что приходил туда и ночью. Брентани рассказал о томительном звуке, вырвавшемся у Анджолины.
— Этот звук — единственное, что взволновало меня. Было жестоко бросать её как раз в тот момент, когда я в первый раз почувствовал себя любимым.
— Сохрани это воспоминание, — сказал Балли, приняв необыкновенно серьёзный вид, — и не встречайся с ней больше. Вместе с этим томительным звуком вспоминай и ту ревность, что переполняла тебя, и всякое желание видеть её у тебя сразу же пропадёт.
— И всё же, — признался Эмилио, искренне тронутый заботой Балли, — я никогда так не страдал от ревности, как сейчас.
Эмилио посмотрел в лицо Стефано и сказал ему глубоким голосом:
— Пообещай, что будешь говорить мне обо всём, что о ней узнаешь; и что ты никогда не будешь с ней встречаться, никогда, и если увидишь её на улице, то сразу же расскажешь об этом мне. Пообещай мне всё это.
Балли заколебался на мгновение. Ему показалось странным, что он должен давать обещание подобного рода.
— Я болен ревностью, только лишь ревностью. Я ревную Анджолину ко всем, и прежде всего к тебе. С её изменой с продавцом зонтов я уже свыкся, но если она изменит мне с тобой, то я никогда с этим не свыкнусь.
В голосе Брентани не ощущалось ни толики шутки, он лишь старался вызвать в Балли сострадание для того, чтобы получить это обещание. Если бы Балли ему отказал, то Эмилио уже решил, что сразу же побежит к Анджолине. Брентани не хотел, чтобы его друг мог воспользоваться тем положением, которое сложилось, не в последнюю очередь, с его же помощью. Эмилио снова посмотрел на Стефано, в его глазах вспыхнул угрожающий огонёк.
Балли легко догадался, что происходило в душе Эмилио, и посочувствовал ему. Он торжественно дал Эмилио обещание, о котором тот просил. А потом Стефано, желая отвлечь Брентани от его грустных мыслей, сказал, что ему не по душе то, что он теперь не сможет видеться с Анджолиной.
— Желая сделать тебе приятное, я долго мечтал вылепить с неё статую.
На миг Балли действительно принял вид мечтателя, в глазах которого промелькнул образ Анджолины.
Эмилио испугался. Он по-ребячески напомнил Балли обещание, которое получил от него несколько минут назад:
— Обещание уже дано тобой. Постарайся вдохновиться теперь кем-нибудь другим.
Балли рассмеялся от всего сердца. Но потом взволнованно, так как получил ещё одно доказательство полноты страсти Эмилио, сказал:
— Кто мог знать, что любовное приключение подобного рода способно приобрести такое значение в твоей жизни! Если бы всё это не было так болезненно для тебя, то можно было бы только посмеяться.
Тогда Эмилио пожаловался другу на свою грустную судьбу. И хотя сделал он это не без иронии, но для Балли всё смешное исчезло само собой. Эмилио сказал, что все, кто его знает, должны быть в курсе того, что он думает о жизни. Теоретически, он видел её лишённой чего бы то ни было серьёзного. И в действительности Эмилио не верил ни в одно из благ и никогда не искал счастья. Но как же трудно, с другой стороны, избежать горя! В жизни, лишённой чего бы то ни было серьёзного, какой же серьёзной и важной для него стала связь с Анджолиной.
В этот первый вечер без неё дружба с Балли становилась полезнейшей для Эмилио. Сочувствие, которое Брентани ощущал в друге, очень сильно успокаивало его. Прежде всего, он мог быть уверенным на какое-то время, что Стефано и Анджолина не встретятся. К тому же, Эмилио обладал кроткой и благодушной натурой, которая требовала ласки. Со вчерашнего вечера он тщетно искал, на кого можно было положиться. И, возможно, это отсутствие поддержки становилось причиной возбуждения, которое так часто всецело охватывало его. Эмилио мог сопротивляться этому только когда ему представлялась возможность объясниться и порассуждать, а также если он был вынужден слушать.
Эмилио вернулся домой намного более спокойным. Он чувствовал в себе некое подобие упорства, которым был склонен гордиться. Ведь он не поспешил к Анджолине, чего она конечно же ожидала. Он мог подождать, и эта связь в будущем уже не будет воспринята им как акт подчинения.
Но Эмилио никак не мог уснуть. Во время напрасных попыток забыться сном его возбуждение снова стало нарастать, как и во время скитаний прошлой ночью. Возбуждённая фантазия Эмилио породила вместо сна видение предательства Балли. Да, Балли его предал. Совсем недавно Стефано признался, что мечтал слепить статую с Анджолины. Теперь же, удивлённый появлению в своей студии Эмилио, где полуобнажённой позировала Анджолина, Балли стал извиняться, вспоминая то признание. А Эмилио, чтобы наказать его, стал подыскивать колкие фразы ненависти и презрения. Фразы эти были совсем другими, нежели те, что он чуть ранее адресовал Анджолине, потому что тут Эмилио имел все права: прежде всего, это долгая дружба, и затем, полученное от Балли обещание. И как же были сложны эти фразы! Наконец-то они обращены к человеку, который мог их понять не хуже того, кто их произносил.
Это видение прервалось громким и спокойным голосом Амалии, который отчётливо доносился из соседней комнаты. Эмилио почувствовал облегчение от того, что его кошмар закончился, и вскочил с
