талон взять не могла. Спасибо вон Клавдии Захаровне, она меня попутно записала, успела… Так, полис в сумке, а… А где моя палка? Она же вот тут всегда стояла, за ковром!
– Давайте я вам посвечу, хотите? – предложила Катя.
– Большое спасибо, девушка, заходите… Осторожнее, не споткнитесь, у нас тут такой разгром. Все никак с переезда не разберемся. – Надежда Иосифовна доверчиво посторонилась, пропуская Катю с ее допотопным фонариком в коридор. Катя почувствовала запах духов «Красная Москва». Ну, конечно, как же иначе. Судя по возрасту Надежды Иосифовны, это были духи ее молодости.
Желтое пятнышко света скользило по стенам – Катя водила фонариком. Так… вешалка, на ней только женская одежда – дубленка, пуховая куртка, еще одна куртка, серое демисезонное пальто из плащевки, столь любимое пенсионерками. И обувь в коридоре только женская – сапоги, ботинки, тапочки.
– В коридоре палки нет, – Надежда Иосифовна всплеснула руками. – Ну конечно же, я ее в комнате оставила… девушка, милая…
– Меня зовут Катя.
– А меня Надежда Иосифовна, а дочку мою Алла, прошу любить и жаловать… Катенька, не сочтите за труд, вон там в комнате посмотрите сами, посветите… а я… Ой, а где же мои очки? Ведь я только что их сняла, в руках держала!
– Мама, очки я положила в сумку, – откликнулась Алла и обратилась к Герасименко, стоявшей на пороге своей квартиры: – Света, а если я вот так попробую?
– Нет, и так не горит, – откликнулась Герасименко.
Катя, светя фонариком, прошла по узкому, как ей показалось, еще более узкому, чем даже у нее, коридору в комнату. Так, сколько же тут мебели, ступить некуда… Рояль? Ах вот в чем дело. Мебели как раз не так уж и много, просто красавец-рояль занимает столько места. В этой полутьме тщательный осмотр, конечно, не проведешь, но хотя бы попробовать осмотреться надо… Диван, нераспакованные картонные коробки, старинная ваза с букетом сухих роз на рояле, фотографии в рамках… Торшер – тоже старинный, на кованой бронзовой подставке, кресло, книга на кресле – «Черный принц» Айрис Мердок, очки, еще одни очки, подставка для газет, пухлая стопа нот, какая-то черная шкатулочка… Телевизор «Филипс» на столике в углу. Хотя кто сказал, что это «Филипс»? Может, «Панасоник»? У стены изящная старинная горка из красного дерева с посудой, картины на стенах – пасторальные пейзажи конца прошлого века, на втором кресле у окна – шерстяная белая шаль из тех, что обычно самостоятельно плетут крючком по самоучителю вязания…
– Ваша палка здесь, у рояля. – Катя взяла в руки палку из темного полированного дерева с металлической ручкой. Ручка по форме напоминала маленький, изящно выгнутый топорик.
– Сама оставила, сама позабыла. Память становится как решето, – жаловалась Надежда Иосифовна. – М-да, возраст-возраст… Спасибо вам большое за помощь, Катенька.
– Не за что. – Катя вернулась, вручая ей палку. Желтое пятнышко от ее фонарика снова скользнуло по стенам коридора. Нет, и здесь, как и в комнате, нет ни одной вещи, принадлежащей мужчине.
– Мама, ну, может, все-таки не пойдешь? – снова спросила Алла.
– Уже иду, лечу, ты что, разве не видишь? А то потом еще месяц к нашему эскулапу не запишешься. – Надежда Иосифовна царски элегантным жестом надвинула на брови норковую шляпку и вдруг снова спохватилась: – А лифт-то… Девочки, а лифт работает, кто знает?
– Я знаю, работает, – раздался из серой мглы коридора тонкий детский голосок.
Катя увидела Павлика Герасименко. Он был в детской пижаме – голубой с синим зайцем на груди – и босиком.
– Ох ты, золотко, спасибо, все-то ты знаешь, умничка… А что же ты без тапочек? – Надежда Иосифовна покачала головой. – Света, посмотрите-ка… Нельзя, нельзя, Павлик, надо одеваться, пол смотри какой холодный, простудишься.
– Я тапки под диван засунул. Свет выключился, и у меня компьютер погас, – Павлик поджал одну ногу.
– Давайте я вам лифт вызову. – Катя пошла к лифту и светила фонариком, пока Надежда Иосифовна, медленно переступая, шествовала от двери.
– Что ж, девочки, не отчаивайтесь, звоните в ЖЭК, – бодро напутствовала она их, прежде чем двери лифта закрылись.
– Звоните… как? У нас телефон тоже выключился, он же от сети, – Алла кивнула куда-то в коридор.
– И у меня тоже, – сказала Светлана Герасименко. Кате почудилось, что она слышит в ее тихом голосе радостные нотки. Надо же, чему ж тут радоваться-то? О своем мобильнике Катя пока решила «позабыть». Быстрый приход электрика в ее вредительские планы совсем не входил.
– Может, это во всем районе свет отключили? – спросила она неуверенно.
– Может быть, – Алла Гринцер снова щелкнула выключателем. – А может, это только наша линия. Подождите, а ну-ка… – Она направилась к двери одиннадцатой квартиры. «К Сажину», – отметила Катя. Алла Гринцер нажала кнопку звонка, звонок работал, но… – Звонит, значит, свет есть, только вот хозяина нет. – Алла Гринцер вздохнула. – Женя, он во всем этом хорошо разбирается… Но нет, не судьба, его дома уже нет.
– Наверное, уехал на работу, – по-прежнему тихо заметила Светлана.
– А сколько сейчас времени? – быстро спросила Алла.
– Девяти еще точно нет, – туманно ответила Катя.
– Ну-ка, еще секундочку подождите. – Алла побежала по лестнице наверх, оставив дверь своей квартиры открытой настежь. Катя снова отметила про себя, насколько доверчивы обе эти женщины – мать и дочь.
Эту Аллу Гринцер она прежде видела только на оперативном снимке, и впечатление было весьма
