наедине. Но и из этой затеи ничего не вышло. Оля наотрез отказывалась видеть родителей, просила, умоляла инспектора по делам несовершеннолетних отвести ее к Игорю Зотову, чтобы говорить только с ним. К Зотову ее, конечно, не допустили. А перед тем как допрашивать его, Свидерко предложил Никите побеседовать с отцом Игоря.
На Федора Семеновича Зотова было больно смотреть. За какие-то считанные часы на него свалилось столько событий – гибель матери, преждевременные роды жены и задержание сына. На вид Федор Зотов был самый обыкновенный сорокалетний мужик-трудяга – жилистый, худощавый, крепкий. Но он сдал прямо на глазах. Он то вспоминал об умершей матери, и тогда Колосову приходилось отпаивать его валокордином, то лихорадочно начинал звонить по мобильнику в роддом, куда «Скорая» хоть и поздно, но все же доставила Зою Зотову и восьмимесячного младенца-девочку. То допытывался, что же происходит с его сыном – где он, за что его арестовали?
Никита терпеливо объяснял ему, что Игорь не арестован, а только задержан, но, глядя в потухшие глаза Зотова-старшего, понимал, что все его слова напрасны.
О смерти матери Федор Зотов не мог сказать ничего, только повторял, что он утром, как обычно, торопился на работу, а мать говорила, что пойдет в ЖЭК. Что на работе его застал звонок жены. Та, рыдая, сообщила, что соседи нашли свекровь мертвой в подъезде, а у нее вот-вот начнется, уже началось…
– У вашего сына Игоря с вашей матерью были хорошие отношения? – хмуро спросил Зотова-старшего Свидерко.
– Да господи, он же ее родной внук, она его вырастила, вынянчила, – простонал Зотов.
– Скажите, Федор Семенович, мне вот что… Где вы работали до того, как устроились в службу охраны гипермаркета «Открытый мир»? – спросил Свидерко.
– В Шереметьеве, в аэропорту, – ответил Зотов. Но лицо его говорило: в своем ли вы уме, о чем вы меня спрашиваете? При чем тут это сейчас?
– В Шереметьеве-один? – не отставал Свидерко.
– Да.
Никита вспомнил, как еще вчера вечером Колька намекал на некие новые установочные данные, собранные его операми на некоторых жильцов.
– А кем вы работали в аэропорту? – спросил Свидерко.
– Старшим техником-смотрителем навигационного оборудования диспетчерской службы, – ответил Зотов.
– А почему вдруг уволились оттуда?
– У нас сокращение штатов было на тридцать процентов. К тому же я в то время эту работу в маркете нашел. Тут платят хорошо и график – сутки-трое.
– А такая авиафирма «Трансконтинент» вам знакома? – спросил Свидерко.
– Да, конечно. Была такая.
– А вы знали кого-нибудь из ее персонала?
– Ну, конечно, кого-то знал, это ж аэропорт.
– Бортникова Александра – руководителя службы безопасности «Трансконтинента», знали?
– Фамилию вроде слышал, но лично знаком не был. Я там только Жукова Михал Борисыча хорошо знал, – безучастно ответил Зотов. – Он как фирму возглавил, много народа со стороны привел. Все молодые, деловые, шустрые. У нас тоже так было, эти вот молодые-шустрые нас взяли и выперли по сокращению.
Колосов отвернулся к окну. И этот ход был тоже верным. Но и он, кажется, безнадежно опоздал. Всякой информации – свое время.
– Вы мне сами-то скажите вот что, за что мать мою убили? – спросил Зотов. – Она ж старый человек была, больная вся, инвалид, у нее ж и взять-то нечего было – ни денег, ни кольца золотого. У кого ж рука поднялась?
– Это не ограбление, – сказал Колосов.
Зотов посмотрел на них недоуменно и скорбно. Согнулся, закрыл лицо руками, всхлипнул.
– Пока с ним хватит, пусть посидит, подождет, – шепнул Свидерко Никите. – Папаша тут наверху, сынок внизу в ИВС. Я сейчас к нему спущусь, крысенка этого безволосого наизнанку выверну. Оснований задержать его по 122-й, хотя бы по подозрению в изнасиловании малолетки, – полно. А пока он будет в камере париться, я с ним сам поработаю по всем эпизодам, включая Багдасарова и Бортникова.
– Дочка Тихих показаний на Зотова не даст, – сказал Колосов.
– Это еще почему?!
Никита посмотрел на коллегу: эх, Коля-Бармалей, эх ты, бедолага…
– Да потому, – сказал он. – Неужели не понимаешь?
– Черт… ну, родители заставят… Черт… Ну, ничего, я с ним сам сейчас потолкую, с гаденышем. Небо с овчинку покажется!
Катю Колосов, как и предполагал, нашел в коридоре возле Надежды Иосифовны Гринцер и ее дочери Аллы. Надежде Иосифовне принесли из дежурки стул, она сидела в переполненном закутке, плакала и все повторяла:
– Какое несчастье, бедная, бедная Клава… Я виновата, я с ней должна была пойти, проводить… Тогда не случилось бы такой беды. А я старая ворона… Оставь меня, прошу, не надо мне ничего! – Она отталкивала руки дочери, пытавшейся дать ей таблетку нитроглицерина. – Это все из-за тебя!
– Но я-то в чем виновата, мама? – жалобно вопрошала Алла.
