– Почему? – спросил Никита.
– Ну отчасти из неверия в мои силы, мои возможности. Отчасти и по совершенно фантастическому поводу.
– Фантастическому поводу?
– С давних пор в нашем роду бытует одна мрачная легенда, связанная с Лесным. Видите ли, мои предки приобрели его у предков Анны Николаевны, а до этого имение принадлежало нашим очень дальним родственникам – Бестужевым. Существует легенда о том, что еще в восемнадцатом веке в Лесном был зарыт клад, который якобы приносит лишь одни несчастья. В истории Лесного действительно отмечены случаи странных смертей его владельцев. Ну, понимаете… – Салтыков замялся. – Мои родственники в Париже – это в основном очень пожилые люди, пожилые дамы. С возрастом меняется взгляд на многие вещи, на саму жизнь в конце концов, появляются навязчивые страхи, страх смерти… Это все понятно и объяснимо. Все эти добрые советы, предостережения…
– К советам, особенно добрым, иногда стоит прислушаться, – заметила Лыкова.
– Знаете, мне никогда не нравилась повесть про собаку Баскервилей, – серьезно, без тени насмешки заметил Никита.
Салтыков посмотрел на него, усмехнулся.
– Да, конечно, – кивнул он. – Конечно, мы все давно уже вышли из детского возраста.
– И все же произошло два убийства, – Никита выдержал паузу. – Убили священника и вашего научного консультанта.
– Мастера, – тихо сказала Лыкова.
– Что? – спросил Никита.
– Ничего, это я так. – Анна отвернулась. – Не обращайте внимания, нервы.
Колосов молчал. Он был в замешательстве. Что-то не работало, не складывалось. Привычная, отработанная до оскомины методика допроса не работала. Разговор вместо обсуждения важных для следствия вопросов и деталей сбивался на какую-то чушь. Какая-то легенда… Парижские бредни дряхлой эмиграции… Спросить у них, где они находились вечером в четверг, когда на сельской дороге в Тутышах был убит священник? Ответят – один был на деловой встрече в отеле ресторана. А другая еще где-нибудь, где шиш проверишь. Он взглянул на Лыкову. У нее, оказывается, есть какой-то брат. Ах да, Катя про него говорила – Иван Лыков. И он тоже был в Лесном. И его тоже предстоит прояснять…
– У вас ведь в субботу в Лесном были гости? – он невольно проговорился.
– Да, были. Друзья. – Салтыков этого «проговора», видимо, не заметил.
– Фамилии, пожалуйста.
– Господин Мещерский со своей невестой.
Никита опустил глаза. Ах ты Серега, бандит… Ну сегодня вечером (хотя уже вечер) я тебе все выскажу, прежде чем попрошу о помощи. Ишь ты, со своей невестой!
– Скажите, сегодня утром вы посылали Малявина, вашего менеджера, куда-нибудь в город, по делам? – спросил он.
– Нет. Но я не знаю. Он ведает строительством и сам распоряжается своим временем. Сам знает, куда ему ехать, что делать. Он деловой человек, очень хороший работник, специалист.
– Ясно. Ну это, пожалуй, все пока, о чем я хотел спросить вас. В будущем, возможно, придется еще раз потревожить вас, если возникнут новые вопросы.
– Ради бога, всегда рад помочь. Вот вам мой прямой сотовый номер, – Салтыков вытащил из портмоне визитку.
– Вы свой телефон тоже оставьте, пожалуйста, – попросил Колосов Лыкову. Она достала из сумки свою визитку.– Вы продолжите работать в Лесном? – спросил Колосов.
– Конечно. Хотя нам будет очень не хватать Натальи Павловны.
– Возможно, мне придется приехать туда.
– В любое время, милости прошу. Я скажу, чтобы и в мое отсутствие вам оказывали любое содействие.
Колосов проводил их до дежурного поста в вестибюле главка. А затем зашел в отделение охраны и наблюдал через монитор внешней видеокамеры, как они садились в черный «Мерседес» с тонированными стеклами и водителем.
От этого допроса у него осталось какое-то смутное чувство недовольства и тревоги. Недовольство было в основном собой, своей неспособностью направить этот важный первый допрос свидетеля в нужное русло, а вот тревога…
Он словно заразился ею во время этой – прямо скажем – бессодержательной беседы. Только вот от кого заразился? От Салтыкова или от его спутницы? Или от них обоих? «Что же там происходит? – думал Никита. – Почему убили попа и эту реставраторшу? Какая связь между этими убийствами? Где, у кого мне искать убедительный мотив?»
Черный «Мерседес» миновал Никитскую улицу, повернул на Манежную площадь и, урча мощным мотором, застрял в плотной вечерней пробке на Лубянке. Анна Лыкова сидела подле Салтыкова на заднем сиденье, обитом мягкой кремовой кожей. Он держал ее руку в своей. Держал крепко, властно, но… смотрел в сторону – на мелькающие за окном машины яркие огни рекламы. Думал о чем-то своем.
– Анечка, я безмерно благодарен вам за то, что вы были сегодня со мной, – нарушил он затянувшееся молчание.
Как ей хотелось ответить ему: если вы только пожелаете, если скажете одно лишь слово, если только кивнете – я буду с вами всегда и везде.
