привязанный к корабельной мачте; он слышал, как песня сирен затихает в черноте моря.
Но полностью Элвин успокоился только тогда, когда снова очутился в помещении с движущимися путями. Он все же опасался, что жители Лиса смогут остановить и даже повернуть вспять машину, в которой он ехал, и он, беспомощный, вернется туда, откуда сбежал. Но на обратном пути ничего не случилось, он был простым повторением пути из города. Через сорок минут после отправления из Лиса Элвин очутился в Гробнице Ярлана Зея.
Служители Совета уже ждали его, все в официальных черных мантиях, которые носили много веков назад. Такая торжественная встреча ничуть не испугала и не удивила Элвина. Он преодолел столько препятствий, что еще одно не имело для него никакого значения. С тех пор, как он покинул Диаспар, он так много узнал, что стал самоуверенным, даже самонадеянным. К тому же у него был странный, но могущественный союзник. Лучшие умы Лиса не смогли помешать ему, и он был уверен, что и Диаспару это не под силу.
В его убежденности было рациональное зерно, но частично оно основывалось на чем-то иррациональном — в Элвине постепенно укреплялась вера в судьбу. Загадочность его происхождения, успех в достижении того, что не удавалось еще ни одному человеку, то, как перед ним раскрывались новые горизонты, и то, как легко ему удавалось преодолевать препятствия, — все это придавало ему еще большую уверенность. Вера в свое предназначение — это ценнейший дар богов человеку, но Элвин не знал, скольких людей она погубила.
— Элвин, — сказал начальник городских прокторов, — нам приказано следовать за тобой повсюду, пока Совет не заслушает твое дело и не вынесет решение.
— В каком преступлении меня обвиняют? — спросил Элвин. Он все еще находился в состоянии душевного подъема после побега из Лиса и не принимал всерьез это неожиданное событие. Возможно, Хедрон заговорил; Элвин с досадой подумал, что Шут выдал его тайну.
— Пока обвинение не выдвинуто, — услышал он в ответ. — Если понадобится, его сформулируют после того, как выслушают тебя.
— Когда же это будет?
— Думаю, очень скоро. — Проктор явно чувствовал себя неловко, не зная, как приступить к выполнению такого неприятного задания. Он то обращался с Элвином как с согражданином, то, спохватившись, вспоминал об обязанностях охранника и напускал на себя подчеркнуто отчужденный вид.
— Этот робот, — сказал он резко, указывая на товарища Элвина, — откуда он? Это один из наших?
— Нет, — ответил Элвин. — Я нашел его в Лисе, в стране, где я побывал. Я привел его сюда, чтобы познакомить с Центральным Компьютером.
Это спокойное заявление вызвало некоторое смятение. Трудно было принять, что за пределами Диаспара что-то есть, но то, что Элвин привел с собой оттуда какое-то существо и предлагал представить его главному мозгу города, было куда хуже. На лицах прокторов отразился такой ужас и беспомощность, что Элвин с трудом удержался от смеха.
Пока они шли через парк и державшийся в отдалении эскорт обсуждал что-то взволнованным шепотом, Элвин обдумывал свой следующий шаг. В первую очередь, ему нужно разузнать, что именно произошло в городе за время его отсутствия. Серанис сказала, что Хедрон исчез. В Диаспаре множество мест, где можно укрыться, и поскольку Шут непревзойденно знает город, его вряд ли найдут, пока он сам не пожелает объявиться. Элвин подумал, что можно оставить записку Хедрону и договориться о встрече. Однако в присутствии охраны это может оказаться невыполнимым.
Сопровождение было весьма ненавязчивым, и к тому времени, как он добрался до дома, Элвин почти забыл о существовании прокторов, решив, что они не станут вмешиваться в его действия, пока он не попытается покинуть Диаспар. А такого намерения у него пока не было. Он был уверен: вернуться в Лис прежним путем больше нельзя. Подземная транспортная система уже, очевидно, выведена из строя Серанис и ее коллегами.
Прокторы не пошли за ним в комнату: они знали, что из нее был только один выход, и остановились перед ним. Не имея никаких инструкций относительно робота, они позволили ему следовать за Элвином. Поскольку это была машина незнакомой конструкции, они не хотели с ней связываться, тем более, по ее поведению нельзя было понять: слуга ли она Элвину или действует по собственному усмотрению. Из-за этой неопределенности они решили не обращать на нее внимания.
Как только стена сомкнулась за ним, Элвин материализовал свой любимый диван и упал на него. Наслаждаясь знакомым окружением, он сделал последнее усилие, вызвал из ячеек памяти живописные и скульптурные изображения и стал критически их изучать. Они и раньше его не удовлетворяли, теперь же откровенно не нравились. Тот, кто их создал, больше не существовал; Элвину показалось, что за те несколько дней, что он не был в Диаспаре, он накопил опыт целой жизни.
Вместо того, чтобы вернуть их на Берега Памяти, он стер эти юношеские произведения, уничтожив навсегда. В комнате снова не осталось ничего, кроме кушетки, на которой он развалился, и робота, смотревшего на него широко открытыми непроницаемыми глазами. Интересно, что он думает о Диаспаре, подумал Элвин. Тут он вспомнил, что робот здесь не впервые: он знал город в последние дни общения со звездами.
Только почувствовав себя по-настоящему дома, он начал вызывать своих друзей. Он начал с Эристона и Этании, скорее из чувства долга, чем из желания снова увидеть их и поговорить. Он не расстроился, когда автоответчик сообщил, что их нет, но оставил для них уведомление о своем возвращении. В этом не было необходимости, поскольку весь город уже должен был знать о том, что он вернулся. Однако Элвин решил, что они оценят то, что он о них вспомнил. Он начинал учиться проявлять внимание к окружающим, хотя делал это неосознанно. А это только тогда ценится, когда проявляется спонтанно.
Затем, повинуясь неожиданному порыву, Элвин вызвал номер, который Хедрон дал ему давным- давно в Башне Лоранн. Он, конечно, не ожидал ответа, но надеялся, что Хедрон оставил для него какое- нибудь сообщение.
Расчет оказался верным, но само сообщение было совершенно неожиданным.
Стена исчезла, и перед ним предстал Хедрон. Шут выглядел усталым и нервным, он не был похож на того уверенного в себе и немного циничного человека, выведшего Элвина на дорогу в Лис. У него был затравленный вид, а говорил он так, будто торопился.
— Элвин, — начал он, — это запись. Только ты один можешь получить ее, и делай с ней что хочешь. Для меня это не имеет значения.
Когда я вернулся в Гробницу Ярлана Зея, оказалось, что Алистра следила за нами. Она, должно быть, рассказала Совету, что ты покинул Диаспар и что я помогал тебе. Очень скоро меня начали искать прокторы, и я решил скрыться. Я к этому привык. Я не раз уже так поступал, когда мои шутки оказывались неудачными (тут Хедрон на время стал самим собой, подумал Элвин). Им бы меня и за тысячу лет не сыскать, но это чуть было не сделал кто-то другой: Элвин, в Диаспаре чужие. Они могли прийти только из Лиса, они ищут меня. Не знаю, что это значит, но мне это не нравится. То, что они чуть меня не поймали, находясь в чужом городе, означает, что они обладают телепатическими способностями. Я могу бороться с Советом, но с такой неведомой опасностью мне встречаться не хочется.
Поэтому я делаю то, что Совет мог бы заставить меня сделать: мне уже не раз этим грозили. Я ухожу туда, куда за мной никто не пойдет, и там мне не страшны никакие перемены в Диаспаре. Возможно, я поступаю глупо; время покажет. Когда-нибудь я узнаю ответ.
Ты уже, наверное, догадался, что я иду в Пещеру Творения, возвращаюсь на безопасные Берега Памяти. Что бы ни случилось, я вверяю себя Центральному Компьютеру и силам, которыми он управляет на благо Диаспара. Если что-то случится с Центральным Компьютером, мы все пропали. Если нет — мне нечего
