Он отступил, но устоял. Вторая очередь пропорола богатырскую грудь. Подломились бугристые ноги, туша рухнула на колени, а потом, взмахнув руками, лицом в землю… Испытывая ярость, ни с чем не сравнимую, я сорвал автомат, разрядил магазин в рвущуюся на холм толпу. И Корович справился с несложной задачей перезарядки, открыл огонь от пуза, сопровождая пальбу торжествующими выкриками. Мама дорогая, сколько же народа мы навалили! А вдруг приснятся когда-нибудь все разом…
Факел, прикрепленный «орком» за поворотом, еще горел. Что бы мы делали без него! Мы заблудились почти сразу – слишком взбудоражены были, чтобы вспоминать дорогу. Да и какой резон возвращаться в пещеру нашего покойного друга? Мы двигались наобум, бежали по коридорам с гуляющими сквозняками, протискивались боком, когда они сужались, карабкались по каким-то наклонным плоскостям, напоминающим гладильные доски, – и частенько приходилось вставать на корточки, чтобы не пропороть голову о свисающие с потолка наросты. Анюта держалась, и частично бодрость в нее вселяло попискивание грызунов, от которых она шарахалась, как от проказы.
– Стоп, машина, – опомнился Корович. – У нас от этих ужасов крыша окончательно съезжает. Луговой, куда мы рвемся? Заблудимся, замерзнем…
– Лично я уже замерзла, – заявила Анюта, обнимая себя за плечи.
– А я заблудился, – хмыкнул я.
– Замечательно, – процедил Корович. – Те же самые грабли, называется. Самостоятельно к Гиблому лесу мы не выйдем. Зачем бежали? Могли бы сесть у входа – глубоко в пещеру эти твари не сунутся, а по окончании «праздника» потихонечку бы улизнули. А вот сейчас…
– Не спорю, все возможности извилин мы уже исчерпали, – согласился я. – Но умереть от холода будет глупо, нет? А стало быть, используем другие возможности…
После долгого плутания по подземным лабиринтам внимание привлек запах жареного мяса и матовые блики света. Мы обрадовались – кто ищет, тот всегда что-нибудь находит! – устремились на свет и запах. В зловонной пещере горел костер. Неясные тени копошились над огнем. Мы ворвались внутрь, оставив Анюту «ответственной за тылы», и я сразу же начал сомневаться, правильно ли мы сделали, что зашли на огонек. Волосы зашевелились на голове. Трое повернулись, и глухое рычание встало между нами и «резидентами». «Многие тут живут», – как-то загадочно выразился наш героически павший друг. Я, кажется, начинал понимать, что он имел в виду… Возможно, в незапамятные времена и эти твари были людьми. Но теперь это были какие-то безобразные гоблины. Сморщенные высушенные лица, покрытые коростами, искривленные носы, маленькие колкие глазки впились в нас, заставив волосы на голове шевелиться. Ничего подобного в Каратае я еще не видел. Блики от костра сновали по черным лицам, превращая их в морды изгнанных из ада исчадий. Эта троица до нашего прихода занималась приготовлением пищи (глухая ночь, самое время), а мы их вспугнули.
– Не надо паники, граждане, мы просто спросить, – сказал я. И добавил от нехватки фантазии: – Военная прокуратура, если позволите…
Демон бросился на меня, оскалив неплохо развитую пасть. Крючковатые пальцы со вздувшимися фалангами едва не достали до горла. Я отклонился и отправил его пинком в угол. Много усилий не потребовалось – гоблин был легкий, как сухое полешко. Он рухнул на корточки, зашипел, огонек ярости заметался в глазах. Другие тоже повскакивали, но мы вскинули автоматы.
– В угол!!! – завопили слаженно и грозно.
Сварливо бормоча под нос (в отдельных эскападах прослушивались матерщинные человеческие слова), пещерные обитатели убрались в угол. Не опуская автомата, Корович приблизился к бурлящему на угле чугунному котлу, заглянул внутрь. Раздался душераздирающий звук – его вырвало прямо в котел! Он стоял и трясся в пароксизмах, грязно матерился.
– Что там у вас? – спросила от входа Анюта.
– Не заходить! – рыкнул я. – Любопытная ты наша… – И тоже подошел к котлу. Меня не вырвало, но это следствие закалки нервной и пищеварительной систем. Куски мяса весело вертелись в кипящей воде. Трудно было не заметить распухшую до безобразия человеческую руку, отрубленную в районе запястья…
Корович обо что-то споткнулся, его опять вырвало.
– Я так понимаю, покушать нам не удастся… – В голосе Анюты звучало опасное бульканье. Пещера наполнилась оглушительной автоматной стрельбой! Не выдержало сердце моего коллеги! Тельца гоблинов буквально рвало на куски. Они получали пулю за пулей, метались, орали, и даже упав, продолжали хрипеть и дергаться в конвульсиях…
– Перестань! – Я подлетел к Коровичу, увел ствол. Кажется, успел. Он убил двоих, а третий убежал и сейчас ревел благим матом, корчился в темном углу пещеры. Анюта сидела по-турецки в проходе, тупо смотрела перед собой и прочищала пальцами уши.
– И что на тебя нашло? – недоумевал я. – Каннибалов никогда не видел?
– Посмотри, – голос Коровича звучал глухо. Он показал на предмет, о который запнулся. Я подошел поближе, всмотрелся. Вот тут меня и вырвало – осталось, стало быть, что-то человеческое в организме… На полу пещеры лежала окровавленная голова Дмитрия Сергеевича Малькова с перекошенным лицом и глазами, залитыми спекшейся кровью…
Но даже после этого я не пошел на поводу у эмоций. Я отдышался, глубоко вздохнул и направился к «товарищу», которому посчастливилось выжить.
– Ну, вот что, везунчик, – сказал я, хватая его за шиворот. – Давай для начала полюбуемся, что такое ты есть.
Я отнес его, как чемодан, болтающего конечностями, поближе к свету, бросил на пол, вытер брезгливо руки о штаны.
– Веревка нужна? – хмуро поинтересовался Корович, роющийся в зловонном хозяйстве пещерных обитателей.
– Давай.
Он бросил мне двухметровую скользкую бечеву, измазанную кровью. Превозмогая отвращение, я сделал петлю, затянул существу горло. Второй конец обмотал вокруг кулака. Он захрипел, стал брыкаться. Я носком ботинка перевернул его на спину. Из какой это области? Отвратительное человекообразное существо неопределенного пола, вполне достойное пера Лавкравта или Дина Кунца. Неужели легенды о пещерных гномах имеют под собой основание? Тощий, с выпирающими ключицами, искривленным бородавчатым носом, угловатым черепом, длинными седыми волосинками, торчащими из щек и носа. Особо украшали существо вырванные с мясом ноздри и засохший шрам на лбу глубиной до мозга. Лоботомию делали?
– А ты милашка, ей-богу… – я поднял одной рукой автомат. – Но на роль супермонстра, извини, не тянешь.
– Не убивай… – захрипело «божье» создание, вертясь, как грешник на сковородке. – Не убивай, чего мы тебе сделали…
Действительно, какое я имею право нарушать «природный баланс», не мной установленный и существующий независимо от моего мнения о нем?
– Да, я догадывался, что ты умеешь говорить, – признался я. – Расклад такой, дружок. Ты нас мгновенно выводишь к Гиблому лесу, и только так ты сможешь сохранить свою особо ценную для общества жизнь. Скажешь, что не знаешь дорогу, – убиваем прямо здесь…
– Да-да, я выведу… – запрыгало существо. – Но пообещайте, что не убьете меня…
Корович отвесил ему такого пенделя, что натянулась веревка. Людоед ползал по полу, выплевывая выбитые зубы, что-то шепелявил опустевшим ртом. Корович виновато развел руками.
– Прости, Михаил Андреевич. Геев не люблю, каннибалов не люблю – такой уж я по природе…
Ночь закончилась, в сущности, неплохо, если не считать, что в одном из смутных переходов мы подверглись нападению аналогичных тварей – то ли слишком голодных, то ли испытывающих «корпоративную» солидарность. Эти адепты хаоса и тьмы бежали за нами с крысиным писком. Корович разрядил в них целый магазин, а когда стенания и возмущенный гвалт остались позади, начал ворчать, что так никаких патронов не напасешься – в активе остался последний магазин, и теперь, хочешь не хочешь, придется стрелять одиночными. Несколько раз наш «поводырь» порывался удрать, но эти попытки не прибавляли ему здоровья. Прикасаться к этому дерьму не хотелось совершенно, поэтому я работал ногами – в полном соответствии с нашими джентльменскими договоренностями.
