представитель семейства лососевых. Речной долгожитель – живет порядка тридцати лет и беспрерывно при этом растет. Мы еще маленького выловили, бывают таймени и под три метра длиной. Через полчаса потрескивал костер, на стальной проволоке покоилась насилу угомонившаяся туша (Распутина и то быстрее умертвили). Я не стал рассказывать Анюте, что по ходу потрошения этого монстра извлек из брюха остатки утки и практически целенькую ондатру. Покойник «поделился» пачкой застывшей соли и вообще оказался парнем спокойным, дружелюбным. Половину рыбины мы умяли, остальное завернули в лопухи, сунули в мешок. За несколько часов не испортится.
Мы шли на юг, выбирая относительно проходимые участки. «Шагомер» в мозгу окончательно разладился, я пытался представить, сколько верст мы прошли от места катастрофы, но даже примерно не мог этого сделать. Казалось, мы и шли и шли, но двигались зигзагами, а где-то и по кругу. Время плющилось вместе с пройденным расстоянием. Не удивлюсь, если на поверку окажется, что мы продвинулись всего на восемь или десять верст. Ландшафт менялся. Особых перепадов высот пока не наблюдалось. Преобладали хвойные, но не такие, как везде, – мощные раскидистые сосны со срезанными макушками, пышные кудрявые ели, закрученные причудливыми узлами. Лес производил впечатление какой-то сказки. Мох сугробами, прочные нити паутины – их можно было спокойно оттягивать рукой. Анюта всякий раз визжала, когда пауки приклеивались к носу. Кроны деревьев смыкались над головами, под их пологом царил прохладный полумрак. До полудня все было спокойно. Мы вспугнули стайку косуль, они умчались, топча подлесок, – золотистые, с белыми пятнами. Зашуршало что-то вверху, мы вскинули автоматы и недоуменно смотрели, как обросшее шерстью существо, отдаленно похожее на лохматую обезьяну, но почему-то с длинной бородой, свалилось сверху на толстую ветку. Чего хотело, само, наверное, не знало. Уставилось на нас крохотными глазками, заморгало, исторгло что-то гортанное и ловко перепрыгнуло на соседнее дерево. Оттуда карабкалось по ветвям, как по лестнице, и вскоре пропало из вида. На всякий случай мы прибавили ход. Но существо кралось за нами, прячась в ворохе хвои, бросалось шишками. А когда перебегали поле между двумя хвойниками, увидели людей! Несколько всадников гарцевали на опушке леса. Конники в этой местности смотрелись несколько странно. Мы повалились в траву и стали переживать противоречивые чувства. Пойти на контакт или держаться подальше? В обиду мы себя не дадим, но… Послышались отдаленные выстрелы – и желание идти на контакт пропало. Всадники кружили вдоль опушки – мы не видели, кто они, во что одеты, чем вооружены, из какого мира, и что они вообще там делают! Мы ждали, а когда подняли головы, их уже не было, а справа вдоль опушки клубилось облако пыли.
В районе полудня мы вышли из леса и обомлели. Природа Каратая продолжала подбрасывать сюрпризы. Под ногами простиралась бездна – огромная теснина падала вниз почти отвесно. Отдельные уступы, на которых теснились криволапые сосны, не очень-то были похожи на лестницу. Но дальше, в нескольких сотнях метров, края ущелья немного сглаживались, у обрыва прилепилась деревенька – дюжина приземистых бревенчатых срубов. Из парочки дымоходов курился дымок – что позволяло предположить наличие каких-то сельских жителей. Но дальше, сразу за деревней, начинался беспросветный горный массив. Скалы стояли сплошной стеной – величавые, высотой с десятиэтажный дом. Они тянулись на восток и терялись за горизонтом в белесой дымке. Обходить такую преграду было как-то несерьезно. А ущелье за деревней тянулось на юг – и особых затруднений со спуском там вроде бы не было. «Цивилизация!» – возликовала Анюта. «Сомнительная, однако, – возразил склонный к скептицизму Корович. – Ни джакузи, ни электричества, ни пункта междугородней связи». Несколько минут мы сидели в укрытии, гадая, стоит ли выходить на люди. Прибежища сектантов остались на севере, да и не казалась эта деревенька одним из их скитов. Дома развалились, просели в землю, околица заросла бурьяном, огороды не возделаны. За околицей паслась чубарая кляча – худая, как скелет. Трясла хвостом, отгоняя мух.
– Снова лошадь, хм, странно это, – заметил сомневающийся отныне во всем Корович.
– Да, конечно, Николай Федорович, лошадь – это самое странное животное, – откликнулась Анюта. Три года работы в библиотеке не могли не наложить отпечаток на ее интеллект. – Начать с того, что первая лошадь на свете появилась из семени Посейдона, излитого на скалу… Пойдемте в деревню, мужчины? Вдруг нас покормят? Почему вы всегда такие трусы?
Так и треснул бы по затылку. Но мы сделали вид, будто ничего не слышали. Требовалась информация, где мы находимся, как долго еще идти и куда, черт возьми, идти! Мы шли по деревне в колонну по одному, настороженно озирались. Жизнь в этом жалком местечке еле теплилась. В курятнике сдавленно кричал петух. Прогнувшийся «журавль» колодца, полусгнившие плетни и палисадники, похожие на солдат, попавших под обстрел. Дорог здесь не было – даже в ущелье не сходили тропы. Дома стояли, как попало – на свободных от леса и каменистых проплешин участках. Мы просочились на заросший сорняками двор, вспугнув ободранную кошку, которая, завидев чужаков, шмыгнула под завалинку. На стук никто не отозвался, но в доме кто-то был – судя по дымку из трубы. Выносить дверь не хотелось. Мы с Коровичем недоуменно переглянулись. Анюта спустилась с крыльца, стала барабанить в окно. Старческая рука, увитая ручейками вен, отвела занавеску. За мутным стеклом возникло морщинистое лицо. Обитательница дома отпрянула, увидев напротив Анюту, занавеска вернулась на исходную. Анюта озадаченно посмотрела на нас.
– Я что, такая страшная?
– Помыться бы вам не мешало, девушка, – проворчал Корович и начал молотить по двери прикладом. Дверь затряслась, готовясь выпасть из петель. Кончилось тем, что нам открыла смертельно перепуганная старушка в платочке, и мы стали дружно ее уверять, что не являемся носителями зла, а хотим всего лишь информации и, если не затруднит, немного хлебушка (в обмен на тайменя, которого мы уже видеть не могли). Старушка в дом нас не пустила, разговаривать пришлось на крыльце – под грозное рычание ободранной кошки, выглядывающей из-под завалинки. Пейзанка разглядывала нас настороженно, с опаской, мол, ходят тут всякие и разные, но, видимо, сделала вывод, что крупной опасности для ее жизни и имущества мы не представляем. Старушка оказалась более чем вменяемой. Деревня называется Мочаловка, и проживает в ней бабушка Богдана уже бог ведает сколько лет – даже не припомнит, сколько именно. Был муж, да помер лет тридцать назад, двое сыновей сгинули во мраке Каратая, последнего внука Невзора три года назад призвали на службу в армию (так и сказала – «на службу в армию»), и с тех пор она его не видела, не слышала. Мужчин в Мочаловке давно не осталось, да и женщин не густо – три-четыре древние бабки доживают свой век. Люди здесь не ходят, даже разбойники не встречаются – по причине полного отсутствия потенциальной добычи. Да и добраться до деревушки сложно, нужно объезжать Мглистые горы, а это такой, прости боже, крюк… А в принципе, если по прямой, то до «ойкумены» здесь совсем недолго – за ущельем Айгарач есть большие деревни, там и власть, и сносные условия для проживания (если пренебречь суровыми канонами Домостроя), и даже какие-то предприятия – на охрану которых, кстати, и забрили внучка Невзора. Имени местного «феодала» бабушка Богдана не знает, память уже не та, да и меняются они часто, но вроде обитает местный князек в Грозовой долине верстах в восьми к югу. Там у него и поместье, и все положенные князьку «причиндалы». Давненько уже не было от него сборщиков подати, но что возьмешь в Мочаловке, кроме десятка кур, петуха бабки Лесаны да ее же доходяги кобылы?
– А вы откуда взялись, молодые люди? – полюбопытствовала бабка.
– Из России мы, уважаемая, – отозвались мы.
Старушка наморщила лоб, пытаясь вспомнить, с чем связано явно знакомое слово.
– На юг мы направляемся, – поведал я. – Объясните, бабушка, зачем нам обходить Мглистые горы, если можно спуститься в ущелье и напрямую выйти к Грозовой долине?
Старушка побледнела, стала судорожно креститься и понесла такую пургу, что пришлось усомниться в ее вменяемости. Неужели мы не знаем?! В Айгарачское ущелье никто не ходит, туда нельзя ходить, это место проклято Богом и взято под контроль его антиподами. Там властвует нечистая сила, злые духи, люди бесследно пропадают… «А в чем проблема, бабуля? – простодушно спросил Корович. – Банды? Дикие гориллы?» Старушка продолжала креститься и уже жалела, что завела с нами разговор. «Негоже ходить в Айгарач, негоже…» – твердила она заевшей пластинкой. Единственный путь на юг – это обойти Мглистый кряж – ну, верст пятнадцать крюк, не больше. Всю ее жизнь, сколько она помнит, над Айгарачем веет проклятье. Гиблое место, нехорошее. Постоянно там пропадали люди – охотники, бродяги, а особенно те, кто не любит ходить в обход, как все нормальные герои. Молодая она была – первый жених ее сгинул в Айгараче, а ведь тоже смеялся над суевериями старшего поколения. Но, надо признаться, случались и такие, что были в Айгараче и вернулись живыми. За примером далеко ходить не надо. Племянник бабы
