– Это почти невозможно.
– Почти? – с ехидцей переспросил боевик.
– Да. Опытные образцы сразу поступают в подразделения. Спецназовцам, разведбатам десантуры, кое- что перепадает омоновцам. Такой товар на склады не поступает.
– Но загубленную партию ты собрать смог, – выдвинул весомый аргумент Сулейман.
На что полковник немедленно отреагировал:
– Удача улыбнулась. Это оружие прямиком с международной выставки третьей стране передали. Нашему союзничку, так сказать. В качестве безвозмездной братской помощи. А союзничек, не будь дураком, железки решил выгодно перепродать. Их чиновники слишком бедно живут. Взятками, такими, как у нас, там не балуют. Так, перепадает кое-что по мелочовке. Ну, я и предложил ребятам все эти цацки по выгодной цене под липовые контракты скупить. Мол, ушли опытные образцы в слаборазвитую африканскую страну с концами. Израсходовали черные боеприпасы на охоте за носорогами, а что не израсходовали, то в джунглях потеряли. – Полковник самодовольно рассмеялся. – Только оружие никуда не отправлялось. Все смогли на месте прокрутить. Ребята нужные бумаги подписали. Всю бумажную тряхомудию, как положено, оформили, бабки на счета положили и укатили в родные края. А для меня самое сложное началось. Такие подарки в Чечню из Москвы бандеролью не переправишь. И на гуманитарную помощь эти штуки не похожи. Вот над чем голову мне поломать пришлось… – Тяжело вздохнув, Кривонравов скорбно поджал губы. – А ты, Сулейман, всю операцию коту под хвост пустил.
Боевик приподнялся и низким голосом прорычал:
– Я… Я, по твоей милости, людей положил. Засветился без надобности. Теперь федералы носом землю рыть будут, чтобы меня достать. И все из-за тебя. Обещал, что колонна пойдет без прикрытия.
Полковник пожал плечами:
– Так оно и было. Горстка десантуры на броне – разве это прикрытие?
Это замечание заставило полевого командира вздрогнуть, вспоминая бой.
А Кривонравов не щадил собеседника. С явным удовольствием он продолжал перечислять военные неудачи:
– Даже подчистить следы за собой толком не смогли, оставили свидетелей.
Сулейман удивленно поднял брови:
– То есть…
– Капитан и раненый сержант в пещере спрятались.
– Суки, – заскрипел зубами Сулейман.
Ироническая ухмылка скользнула по лощеному лицу предателя:
– Они не суки. Они – настоящие волки. Этот капитан, Верещагин, организовал оборону колонны. Он-то и приказал сжечь нужные машины к едрене фене. А твои козлы бородатые облажались. Прощелкали логово, где волк схоронился.
До сих пор молчавший старик подал голос:
– Значит, уже на марше капитан что-то заподозрил. Он груз видел?
Хотя вопрос не адресовался конкретно Кривонравову, но тот машинально ответил:
– Возможно. Я как-то об этом не подумал.
Успевший за это время успокоиться Сулейман с холодом в голосе заметил:
– Дурак ты, Кривонравов. Меня поучаешь, а сам как пацан подставляешься. Отсюда ниточка и к тебе потянуться может.
Такая версия ничуть не смутила предателя. Ни один мускул не дрогнул на сытом лице Кривонравова. В его голосе звучала железобетонная уверенность:
– Капитан сейчас под следствием. Его можно обвинить в халатности при исполнении служебных обязанностей, в трусости, в чем угодно. На месте твои люди все подобрали?
– Вроде бы все, – неуверенно ответил полевой командир.
Полковник торжествующе завершил:
– Значит, у следствия никаких зацепок нет. Капитан мог нафантазировать насчет груза. Ранило капитана, вот у него в башке все и перепуталось.
Предположение не убедило хозяина дома. Старик сидел, опустив глаза. Его высохшие пальцы теребили кончик седой бороды.
Заметив задумчивость Ганирова, Сулейман спросил:
– Беслан, что тебя беспокоит?
Бесцветные, выцветшие глаза уставились на командира.
– Все, – коротко ответил старик.
Полковника передернуло, как от удара током.
– Ну вот. По новой закрутилось. Надо не назад смотреть, а думать о будущем. Что было, то прошло, – зачастил Кривонравов.
В эту минуту полковник был особенно отвратителен. Его лицо покрылось испариной, а объемистое чрево колыхалось, как надувной матрас.
В глубине души Кривонравов побаивался старика больше, чем Сулеймана. За плечами Ганирова были прожитые годы, жизненный опыт и абсолютное презрение к будущему. Он не хотел ни денег, ни славы, ни уважения окружающих. Он ничего не хотел от жизни, принимая ее за бренный миг пребывания на переполненной страданиями земле. Беслан Ганиров хотел лишь убивать. Пусть не собственными руками. Пусть с помощью других. Даже таких ничтожеств, как этот отвратительный боров Кривонравов, предающий своих.
Отхлебнув остывшего чая, старик тихо прошелестел, обращаясь к гостю:
– Сейчас ты похож на кастрата. На евнуха с отрезанными яйцами, который пробрался в гарем и пытается убедить чужих жен, что может удовлетворить любую. Но мы не женщины. Мы знаем, что без нас ты ничего не значишь…
В подобном тоне с полковником разговаривали впервые. От неожиданности он даже открыл рот. По законам восточного гостеприимства гостя нельзя обидеть даже взглядом. Но Кривонравов забыл, что он был не гостем, а деловым партнером. А теперь ему давали понять, что и этот статус недействителен. Слова старика низводили его до уровня простой «шестерки», предназначенной обслуживать интересы настоящих хозяев.
– Ты что несешь, старик?! – по-щенячьи взвизгнул полковник.
В водянистых глазах хозяина дома вспыхнул зловещий огонек.
Сулейман наблюдал за развитием событий с плохо скрываемым злорадством, однако простить оскорбления старшего по возрасту не мог. Встав во весь рост, он гаркнул:
– Молчи!
Полковник сразу съежился, утопив голову в пухлых плечах. Он перестал чувствовать себя хозяином положения, понял, что отныне никогда не сможет разговаривать ни с Сулейманом, ни со стариком как с равными. А еще Кривонравову припомнилось, что этажом ниже сидят головорезы, готовые выполнить любой приказ командира. Услужливое воображение труса сразу нарисовало в мозгу полковника серию ужасных картин, списанных с натуры. Он видел, что боевики делали с врагами или ставшими им ненужными людьми. Все эти отрезанные головы, заживо закопанные, распятые, разделанные, словно говяжьи туши, пленные чередой проплыли перед глазами Кривонравова.
Проглотив подступившую к горлу блевотину, полковник просипел:
– Извини.
Старик не удостоил его даже взглядом. Продолжая теребить серебристую бороду, он говорил, словно вколачивая гвоздь за гвоздем в крышку гроба:
– Ты отупел от жадности. Деньги, проплаченные за товар, вернешь.
Вспомнив размеры суммы и понесенные сопутствующие расходы, Кривонравов охнул:
– Не смогу.
– Тогда отработаешь.
– Как? – шепотом переспросил Кривонравов.
Беслан бросил быстрый взгляд на полевого командира. Тот оставался стоять, скрестив руки на груди.
