Узнав о постигшем Ирокеза несчастье, Игнатий сотворил молитву за упокой его души, а после произнес фразу, смысл которой был для меня не совсем понятен.
– Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью, сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом, а жажды моей не утолил...
– О какой жажде ты говоришь?
– О той, которую чем больше утоляешь, тем больше хочется.
Почему, когда русский человек хочет выпить, он начинает говорить загадками и иносказаниями?
– Тут в баре есть телевизор, – нашелся я и предложил Игнатию его посмотреть.
Даша охотно составила нам компанию.
Это был сумрачный вечер. Игнатий так насмотрелся телевизора, что мне пришлось тащить его в номер на себе. Даша ковыляла где-то сзади и чуть не уснула по дороге. Сквозь пьяный угар обозревая контуры будущего, я с трудом представлял себе, как буду драться с Черной Маской. Но это мало меня беспокоило – как говорится, пьяному море по колено. У меня еще было время протрезветь, а если и не было – тем хуже для моего противника. Злой с похмелья, я страшен для моих врагов.
К открытию полуфинала я, конечно, опоздал. К счастью, по жеребьевке мне нужно было выходить на ринг во второй паре. «Отмокая» в номере после вчерашнего, я как-то упустил из виду временной фактор. Поэтому в колизее объявился за две минуты до начала боя. Черная Маска был уже внутри панкратиона и в ожидании моего появления тянул связки.
К этому моменту уже был известен первый финалист – Спокойный, в упорной схватке победивший Железную Ладонь. В споре за вторую путевку в финал мне предстояло лечь костьми в поединке с очень опасным противником, на стороне которого была совершенно отвязанная публика: этим головорезам ничего не стоило разобраться со мной после боя. Поэтому наилучшим для меня исходом был глубокий нокаут с последующей транспортировкой моего бесчувственного тела в отель. В этом случае я избавил бы Черную Маску от необходимости добивать меня на арене.
Терзаемый этими противоречивыми чувствами, тошнотой, то и дело подкатывавшей к горлу и, чего греха таить, страхом перед своим грозным соперником, я вошел в панкратион, не в силах унять противную дрожь в коленях. Боец я был никудышный, но считал делом чести оказать Черной Маске достойное сопротивление. «Я покажу этому чеченскому волку, как дерется не совсем трезвый русский офицер запаса...» – мысленно накручивал я себя.
Этот наглец был так самоуверен, что даже подмигнул мне. Рассвирепев от подобной фамильярности, я очертя голову ринулся вперед. Мелькнувшая перед моим лицом спецназовская маска и глаза небесной синевы, под каждым из которых мне не терпелось поставить по фингалу, окончательно вывели меня из равновесия – ни один из моих ударов не достиг цели. Тогда я решил пойти на сближение и заломать его борцовским приемом. Расчет был прост: сдвинуть маску так, чтобы прорези для глаз оказались как минимум на заднице. В этом случае я мог бы безнаказанно лупцевать его всеми доступными мне способами. Но он разгадал мой маневр. Передо мной была, несомненно, очень хитрая и изворотливая бестия. После очередного «нырка» он зафиксировал точечный удар ногой в мою голову. Со стороны, должно быть, это выглядело вполне убедительно, но я-то знал, что Черная Маска лишь обозначил атаку, не доведя ее до конца. Это настораживало: по-видимому, прежде чем дожать меня, он решил поиграть со мной, как кошка с мышкой. Я стал более осторожен и провел разведку боем – простейшую связку, завершением которой был удар «солнцеобразным» кулаком – «Черный тигр вырывает сердце». Он легко ушел с оси моей атаки на другой уровень. Что-то неуловимо знакомое почудилось мне в этом движении. Мне показалось, что я спаррингую с давно и очень хорошо знакомым партнером. Тогда я отошел на исходную и выполнил другую, более сложную связку с последующим ударом снизу сомкнутыми пальцами ладони «Красавица смотрится в зеркало». Он красиво парировал его, поставив блок «зеркальной рукой» из низкой стойки. Это был сущий дьявол: он обладал феноменальными телепатическими способностями и безошибочно угадывал то место, в которое я собирался нанести очередной удар. Тогда я решил провести эксперимент и своими ложными мыслеобразами ввести его в заблуждение. Но он опять каким-то чудом уловил мой импульс и блокировал тщательно и скрытно подготовленную атаку. И вновь мне показалось, что я встречался с этим человеком на ринге, быть может, уже давно, в незапамятные времена. Словно в подтверждение моей смутной догадки Черная Маска провел хорошо известный мне прием рукопашного боя. Я ответил перехватом с последующей контратакой в корпус. Черт возьми, я тысячу раз проделывал это на показательных выступлениях рукопашников нашего Краснознаменного высшего общевойскового командного училища! И хотя было это лет пятнадцать назад, моторная память подсказывала мне, как действовать дальше. Я дрался с Черной Маской, не нанося ему никакого урона (как, впрочем, и он мне), несмотря на видимую ожесточенность нашей схватки.
Мысль, озарившая меня, была слишком невероятна, чтобы оказаться правдой.
– Дерись, сукин сын, – сквозь зубы проговорил я.
– Не надо играть желваками и надувать на лбу вены, – сказал он негромко. От звука этого голоса я готов был выпрыгнуть из клетки или броситься ему на шею, – теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений: передо мной был мой друг Садовский.
– Ты же в плену, – ошарашенно проговорил я, не переставая вести «бой».
– Эти ребята зарабатывают на мне деньги.
Садовский сделал «вертушку», как бы призывая меня не расслабляться и не слишком широко открывать рот.
– Где тебя держат?
– Бесполезно, – сказал он. – Их слишком много.
– Я попробую...
– Не надо. Лучше отработай первый комплекс...
В соответствии с этим комплексом я должен был провести подсечку, уложить его на спину и нейтрализовать удушающим приемом. Очевидно, Садовскому было нужно проиграть в полуфинале. Поражение было для него предпочтительнее победы. Я не стал выяснять, почему, и вполне достоверно под дикие вопли толпы «задушил» его.
Моего поверженного противника проворные монахи тут же схватили за ноги и уволокли прочь. На его счастье, они не стали проверять раскаленным на огне прутом, жив ли он, как это делали в Древнем Риме; бросив Черную Маску в «трупницкой» – палатке за пределами колизея, служки вернулись в панкратион.
Выходя из клетки, я заметил, как к палатке направился Солдат Удачи. Очевидно, он хотел убедиться, что кавказский пленник действительно отвоевался и в случае необходимости добить его. Разумеется, я последовал за ним.
Зрители, находящиеся в колизее, не обратили на меня внимания – они уже были поглощены очередным зрелищем – настоящим боем настоящих гладиаторов, один из которых по заведенной в вечном городе традиции был вооружен щитом и мечом, а другой, трезубцем и металлической сетью.
Я откинул полог «трупницкой» и увидел катающихся по земле людей. Садовский, перехватив руку Солдата Удачи, в которой был зажат огромный тесак, пытался отвести его от своего лица, а свирепо сопящий наемник, играя потными мускулами, изо всех сил давил на рукоять.
Ему хватило одного удара ребром ладони по его вздувшейся от напряжения бычьей шее. Солдат Удачи обмяк и всей своей массой завалился на тесак, который Садовский успел развернуть в его сторону.
– Беги, – сказал я.
– Бегу, – не стал возражать Садовский.
Кажется, никто его не видел. Кроме Даши, с которой я столкнулся, выходя из палатки. Она была чем-то чрезвычайно взволнована – ее бледное лицо и прерывистая речь не оставляли в этом никаких сомнений.
– Тебя везде ищут, – выдохнула она.
Я совсем забыл! Победа в полуфинале открывала мне выход в финал. Уклониться от заключительного поединка я не мог: участник, по тем или иным причинам не вышедший на ринг, автоматически лишался премиальных. Как поется в песенке про старперов военной поры, независимо от того, жив ты или помер. Остатки хмеля мгновенно улетучились из моей головы: трезвее, чем в ту минуту, я был, наверное, только на государственном экзамене по истории КПСС.
Мое появление в колизее сопровождалось оглушительным свистом, топотом сотен ног и треском
