Любая оплошность слишком дорого стоила здесь. Десантники взвешивали ситуацию и так и эдак, пытаясь хоть за что-то зацепиться.
– А может, это провокация спецслужб? – предположил не доверявший никому из местных Каширин.
Но его версия была сразу же отброшена всеми.
– Давайте еще раз прокрутим запись, – произнес Огольцов.
Все снова склонились над столом, вслушиваясь в разговор Авакяна с неизвестным.
– Ну что – у меня никаких идей, – пожал плечами Онищенко.
– Ну да, все как обычно… – почесал затылок Щетинкин.
– А мне вот кажется, что Авакян ведет себя неестественно, – задумчиво сказал сержант.
– О чем это ты?
– Да вот реплики его… такое впечатление, что он подыгрывал похитителям, – предположил Локис. – Ну, вот представим себе, что вы решили проверить, как на самом деле все обстоит. Я бы, к примеру, задал вопрос совсем другой. Ведь каждому ясно…
– А поконкретнее?
– Авакян мог бы спросить Казаряна: «какое сегодня число?», а спросил, как с ним обращаются. Словно заранее знал, что ему тот ответит…
Говоря это, сержант не мог избавиться еще и от каких-то смутных подозрений, скорее даже предчувствий. Пока он не мог объяснить, что же это такое, но фразы, звучавшие из уст пленника, что-то напоминали ему…
– Да ну, при чем тут это? – отрицательно покачал головой Щетинкин. – Нормальный вопрос. Каждый спросил бы что-то такое. А всякие проверочные вопросы типа «какое число»? Авакян мог и не успеть задать. Связь же оборвалась, сами слышите.
Диск с разговором прогоняли снова, раз за разом.
– Вот оно что! Есть! – хлопнул в ладоши Локис. – Я понял, в чем дело.
Все уставились на его неожиданно просветлевшее лицо.
– Товарищ капитан, у нас же есть то видеообращение Казаряна к диаспоре?
– Конечно, – кивнул тот, – здесь же на ноутбуке.
– Давайте включим. – Сержант не скрывал какого-то хитрого выражения.
На мониторе появился бизнесмен, и все поближе подвинулись к ноутбуку, еще не понимая, в чем дело.
– Вот смотрите – те же самые слова, что звучали по телефону. В той же последовательности и интонации. Слово в слово.
– Интересно, – хмыкнул старшина, – давайте сравним еще раз.
К всеобщему изумлению, так оно и оказалось – несколько фраз, прозвучавших по телефону, были просто вырезаны из видеообращения.
– Однако, – покачал головой Огольцов, – и как это ты, сержант, сообразил?
– Не знаю, – ответил тот, – как-то в память легло, а сейчас вот вспомнилось… У меня с детства память хорошая, вот и запоминаю.
– Ну ты даешь, сержант, – восхищенно ухмыльнулся Каширин. – Вундеркинд!
Отгадка дала новый виток анализу ситуации.
– У меня есть еще кое-какие соображения, – продолжил Локис.
– Давай-давай! – поощрил его Огольцов, вдохновленный успехами подчиненного. – Развивай успех.
– Мне кажется, что существует связка: Авакян и Керимоглу. – Сержант обвел всех глазами и приглушил голос, словно опасаясь, что его кто-нибудь может услышать. – Вот вы подумайте – минометные обстрелы Агдама происходят если не часто, то, во всяком случае, регулярно. И каждый раз после этого Авакян получает немалые суммы на восстановление населенного пункта. Каждый раз тот же Казарян, да и вообще армянская диаспора неслабо раскошеливаются на благие цели. Минометные обстрелы Агдама были выгодны обоим – первый «пилил» деньги на восстановление, полученные от диаспоры, второй получал свой гонорар и от турецких спецслужб, и от Авакяна. Но это только версия…
– Смелое предположение, – потер рукой подбородок Щетинкин.
Сидевшие за столом переглянулись – ведь если это так, то…
Глава 29
– Да я тебе говорю: Казаряна уже нет. Не существует его, – устало произнес Керимоглу, – погиб он при взрыве.
– Погиб?
– Ну да. Какая-то сволочь настучала, а может, прослушали они. Я же сам не ожидал, что эти десантники туда заявятся…
– Давай рассказывай все как есть, – потребовал Мустафаев, – я чувствую, что скоро инфаркт получу от твоих художеств.
– Хорошо, – кивнул Хасан.
Разговор происходил в больничном саду, где оба сидели на лавочке. Вокруг не было ни души, но говорили они негромко – в последнее время разговоры как-то быстро становятся известными…
– Конечно, я рассчитывал сорвать солидный куш на этом Казаряне. Грех упускать такой денежный мешок, – развел руками Керимоглу, – я ведь и тебе предлагал долю.
– Мне не нужна была эта доля!
– Я понял. Я признаю, что поступил неправильно, когда не посоветовался с тобой. Но что сделано – то сделано. И все бы прошло гладко, если бы не эти проклятые миротворцы. Они ворвались в ту халупу, где мы держали этого борова. Что оставалось делать, ведь его освобождение ни к чему хорошему не привело бы. Пришлось завершить дело.
– Тебе бы только бабок срубить, а все остальное тебя не волнует, – заметил генерал. – Иногда я смотрю на тебя и думаю: а есть у тебя что-то святое?
– А у тебя?
– У меня есть – Азербайджан! – гордо ответил Орхан. – В отличие от тебя и твоих товарищей я знаю, что такое честь. Я думаю о том, что Агдам, да и весь Карабах – наша территория. Пускай сейчас ситуация сложилась так, что мы потеряли наши земли, но это временно. Все захваченное силой мы вернем назад. Никто не должен забывать, что перед нами один святой долг – вернуть наши оккупированные земли. Это наша высшая цель.
– Кстати, как-то недавно я был в Агдаме, – сообщил турок, – и поднялся на один из минаретов полуразрушенной мечети. Стоял ясный день, и сверху просматривались снежные пики Кавказских гор. Но взгляд приковывал совсем другой пейзаж – руины у подножия минарета.
– Да! Когда-то население Агдама составляло пятьдесят тысяч человек, – кивнул Орхан. – А сейчас? После того как в девяносто третьем году армяне захватили город, они же постепенно, улицу за улицей, дом за домом, разнесли город по кирпичику. Полуразрушенные дома заросли чертополохом.
– Часть отстроили…
– А-а! – махнул рукой генерал. – В семидесятых, когда Агдам принадлежал нам, это был один из лучших городов Азербайджана. В городе работало шесть заводов, мясокомбинат, два железнодорожных вокзала и аэропорт, музыкальный техникум, театр… И это будет снова! Черные дни Агдама закончатся, вернутся светлые, и агдамцы – только уже наши люди, опять всегда будут гордиться своим городом.
«Сколько пафоса, – иронично думал турок, – смотри, как бы не лопнуть».
– Все ждут тот день, когда мы освободим наши земли. И этот день недалек! А если давать армянам восстанавливать Агдам, то они за него будут держаться зубами. Я воевал, я жизнь свою не щадил. Для меня главное – это честь!
Мустафаев с воинственным видом ударил себя в грудь, напоминая боевого петуха.
– Неужели? – язвительно спросил Керимоглу. – А позволь тебя спросить – куда же это уходили целые вагоны с медикаментами, так нужными войскам? Не помнишь? Может быть, их крысы съедали? Какие бабки на этом кое-кто срубал? Честь для тебя главное, я не ослышался?
«Сам ты крыса, – презрительно думал Мустафаев, – всякая сволочь еще меня упрекать будет!»
– Если о твоих махинациях узнают наверху, то вряд ли ты продолжишь так спокойно свой бизнес, – напомнил Хасан.
