– С ним все будет хорошо.
– Надеюсь. Знаете, доктор, я хочу его забрать отсюда.
– Куда? Зачем? – с искренним изумлением спросил Савельев.
– Хочу перевести его в Москву. Есть там одно заведение – Центр протезирования и реабилитации.
– Никогда не слыхал о таком. Вам кто-то порекомендовал это медицинское учреждение?
– Мой друг.
– Вы там уже были? Разговаривали с врачами?
– Пока нет.
– Моя позиция такова. Больница у нас не самая плохая, и мы могли бы все сделать сами. Но если там, в этом центре, вашему брату могут помочь более радикально, то я не возражаю. Думаю, главврач тоже не откажет.
– Вообще-то я уже собирался…
– Вот-вот, поезжайте, посмотрите, что это такое, поговорите с персоналом.
Константин встал, затушил окурок в черепе-пепельнице.
– Я еду прямо сейчас, – решительно сказал он.
– С богом.
В этот обычный будний день Москва произвела на Константина какое-то странное впечатление.
Он чувствовал возбуждение, исходящее от этих улиц. Вроде бы ничего особенного, все будто такое же, как всегда: люди спешат по своим делам, движение транспорта, кажется, даже пробки ничем не отличаются от тех, что были неделю или месяц назад. Но вот детали…
То мелькнут вдруг в толпе одетые по полной форме казаки: в мундирах с синими или золотыми погонами, в широких галифе с лампасами, в высоких, до блеска начищенных хромовых сапогах, затянутые в портупеи, с нагайками в руках или за голенищами сапог. А некоторые в офицерских погонах – даже с шашками на боку и крестами на груди.
Ну шашка-то, понятно, откуда взялась – из дедовских сундуков или, к примеру, из чьих-то коллекций. Но Панфилов никак не мог понять, откуда у этих совсем еще молодых людей взялись Георгиевские кресты?
И самое главное – по какому праву они их носят? Среди отечественных наград кресты за храбрость не числятся, а награды предков носить вроде не принято.
Потом вдруг на площади небольшая группа молодых людей в темных одеяниях размахивает черными флагами и выкрикивает лозунги:
– Анархия – мать порядка! Долой гнет государства!
В ста метрах от них монахи в желтых буддистских хламидах с пучками волос на макушке и черными точками на лбу стучат в барабаны и мерно распевают.
– Харе, харе Кришна, харе, харе Рама.
Толпа обтекает их, торопясь по своим делам, и тут же натыкается на зрелище не менее экзотическое: группа ортодоксальных евреев в черных костюмах, ермолках, со свисающими из-под ермолок курчавыми пейсами.
Мелькают на улицах флаги: красные, черные, зеленые, трехцветные, бело-сине-красные, золотисто- бело-черные. Портреты Ленина, Сталина, Ельцина, Жириновского. Митинги, толпы, исступленные лица ораторов, яростные выкрики «Долой!», «Да здравствует!», «Вперед!», «Назад!».
Бурлит Москва, неспроста бурлит. Что-то назревает. Ведь так не может продолжаться вечно.
Или может?
Константин остановил машину возле Филевского парка и решил немножко пройтись пешком, вдохнуть воздух столицы. К счастью, здесь не было ни коммунистов, ни анархистов, ни казаков, ни белогвардейцев, ни буддистов, ни ортодоксальных иудеев.
Наслаждаясь тишиной и спокойствием, Константин прошел пару сотен метров и увидел современное многоэтажное здание, окруженное невысоким кирпичным забором. Очень удачно спроектированное и расположенное, оно казалось созданным именно для этого места.
«Умеют же строить, если захотят», – подумал про себя Жиган. Заметив открытую чугунную калитку, он вошел на территорию комплекса и направился к широкой стеклянной двери.
Рядом с ней на стене висела полированная металлическая табличка с аккуратно выбитой надписью «Центр протезирования и реабилитации „Интермедсервис“».
Как только Константин подошел к двери, сработал сенсорный механизм – и две стеклянные половинки бесшумно разъехались в стороны.
У входа располагался пост охраны, снабженный видеомонитором и компьютером. «Да, такого в наших больницах не увидишь, – с уважением подумал Жиган. – Фирма».
– Чем могу служить? – предупредительно обратился к нему молодой человек в аккуратном костюме и белой рубашке, сидевший за монитором.
Константин достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку главврача и без тени сомнения сказал:
– У меня назначена встреча с Мокроусовым.
Уверенность, с которой Панфилов произнес эти слова, произвела впечатление на охранника, и он пропустил посетителя, заметив лишь, что главврач пока совершает обход.
– Ничего, я подожду.
Константин спокойно прошел в вестибюль, остановился у лифта, нажал на кнопку вызова. В ожидании лифта он осмотрелся.
Идеально чистые, натертые до зеркального блеска полы из мраморной крошки, кожаные кресла, зелень в кадках, небольшой фонтанчик в углу – внушительно.
Почти бесшумно открылась дверь лифта. Константин шагнул в кабину, еще не зная, куда ему надо ехать. Но, к счастью, на стенке лифта висела схема с указанием этажей и всего, что на них находится.
– Так, палаты… палаты… лаборатория… библиотека… Вот, главврач, пятый этаж.
Пятый этаж напоминал скорее офис какого-то солидного учреждения или банка, нежели медицинского учреждения: черный пластик, хромированный металл, стекло и опять много зелени.
Константин вошел в приемную, располагавшуюся по правую сторону от лифта, и поздоровался с секретаршей, чем-то напоминавшей Жанну. Такая же длинноногая юная брюнетка, только черты лица у нее помельче и грим менее агрессивен.
– Вы к Владимиру Андреевичу? – спросила она. – Его сейчас нет.
– Я знаю.
– Тогда присаживайтесь.
Константин опустился в широкое мягкое кожаное кресло и вдруг почувствовал, как его неудержимо потянуло в сон. Что-то умиротворяюще-обволакивающее присутствовало в самой атмосфере этого заведения. Никакой суеты, вечно царящей в отечественных медицинских учреждениях.
Константин не заметил даже ни одного человека в белых халатах. Впрочем, он быстро нашел объяснение этому факту: главврач совершает обход.
Из состояния убаюкивающего равновесия Жигана вывели трель телефонного звонка и щебетание секретарши, обсуждавшей с подругой достоинства и недостатки своего очередного поклонника.
Она вынуждена была прерваться, когда дверь бесшумно распахнулась и в приемную вошел высокий подтянутый мужчина лет сорока пяти – сорока семи с гладким ухоженным лицом, бородкой клинышком, редеющими, но аккуратно уложенными волосами, в очках с тонкой золотой оправой. Сверкающий белизной халат, из-под которого виднелись очень дорогие кожаные туфли, завершал образ преуспевающего заведующего.
Константин сразу же понял, что перед ним главврач центра, тот самый Владимир Андреевич Мокроусов. Следом за Мокроусовым в приемную вошел круглолицый тонкогубый мужчина лет тридцати восьми, на голову ниже ростом своего спутника, с очень короткой аккуратной стрижкой, в таком же белом халате.
– Дорогой мой Никита, – мягким, почти умоляющим голосом произнес Мокроусов, словно пытаясь в чем-то убедить своего собеседника, – когда это произойдет, ты узнаешь первым.
Тот собирался что-то возразить, но, увидев посетителя, встающего с кресла, лишь смущенно кашлянул.
