деревянный злодей ему не мешал. Перелом наступил прошлой ночью. Теперь за жизнь колдуньи можно было не опасаться. Паран устал сидеть взаперти. Чего еще ждать? Колдунья спала. Капитан решил: если она в ближайшее время не проснется, он тихо покинет ее жилище, стараясь не попасться на глаза никому из офицеров, не говоря уже про Тайскренна. А что потом? Потом нужно будет каким-то образом найти Тука-младшего.
Поглощенный вихрем своих мыслей, Паран не сразу заметил, что колдунья открыла глаза и внимательно следила за ним. Капитан мотнул головой, думая, что ему показалось. Нет, она действительно проснулась.
Он шагнул к постели и тут же застыл, оцепенев от слов колдуньи:
— Капитан, монета упала. Я слышала.
Паран побледнел. Эти слова всколыхнули ему память.
— Монета? — слабым шепотом переспросил он. — Вращающаяся монета?
«С нею было что-то связано… Голоса богов… стенания мертвецов… вой гончих».
И все это только обрывки вместо целостной картины воспоминаний.
— Да, монета, которая больше не крутится.
Колдунья села на постели.
— Ты что-нибудь помнишь? — спросила она.
— Почти ничего, — сознался капитан, удивившись, что говорит ей правду. — Эта дурацкая кукла даже не назвала мне твоего имени.
— Дырявый Парус, так меня зовут. Я… в общем… мы с Бурдюком и его взводом вроде как бы одна компания. — В затуманенных глазах колдуньи промелькнула настороженность. — Мне поручили ухаживать за тобой, пока не поправишься.
— Что ты и сделала, — сказал Паран. — А я, как видишь, сумел отплатить тебе добром за добро. Мы квиты, колдунья.
— Выходит, квиты. А что теперь?
У Парана округлились глаза.
— Почему ты спрашиваешь меня? Я-то думал, это должна знать ты.
Дырявый Парус пожала плечами.
— Глупее не придумать! — воскликнул Паран. — Я не знаю, как и почему сюда попал. Придя в себя, обнаруживаю полумертвую колдунью и говорящую деревянную куклу. А о взводе, которым меня послали командовать, — вообще ни слуху ни духу. Они уже отправились в Даруджистан?
— Я вряд ли отвечу на все твои вопросы, капитан. Сержанту было важно, чтобы ты не умер. Ему нужно узнать, кто пытался тебя убить. И не только ему. Всем нам — тоже.
Колдунья умолкла, выжидающе глядя на Парана. Обычное круглое лицо толстухи. Но Паран уловил что-то еще, и это что-то существовало вне ее заурядной внешности и грузного тела. Лицо колдуньи показалось ему… близким и дружеским. Он давно забыл, где и когда встречал такие лица. Паран вполне твердо держался на ногах, однако его душевное равновесие было поколеблено, и единственным человеком, способным восстановить нарушенное равновесие, была Дырявый Парус Капитану казалось, что он движется по винтовой лестнице вниз, а лестница вьется вокруг колдуньи. Но вниз ли? Может, наоборот, вверх? Он и этого не знал. Неясность происходящего настораживала и откровенно пугала его.
— Мне ничего не вспомнить, — наконец сказал Паран. Это было почти правдой, однако под взглядом глаз, прикрытых тяжелыми веками, его правда почему-то выглядела ложью.
— Совсем ничего? — одними губами улыбнулась колдунья.
— Я помню… какой-то разговор, хотя мне кажется, в тот момент я был мертв.
— Но ты же услышал вращающуюся монету?
— Да, — обескураженным тоном признался капитан.
«Я не могу тебе сказать… я помню еще кое-что… Странный мир, призрачный желтый свет… стоны мертвых… голова смерти».
Дырявый Парус кивала, словно подтверждая его подозрения.
— В твою судьбу, капитан Паран, вмешался кто-то из богов. Он-то и вернул тебя к жизни. Только я сомневаюсь, чтобы боги так расщедрились ради тебя. Ты понимаешь, о чем я?
— Я кому-то понадобился, — достаточно спокойно ответил Паран.
— И тебя это не задевает? — удивилась Дырявый Парус.
Капитан пожал плечами и отвернулся.
— Знакомое дело, — пробормотал он.
— Понимаю, — тихо сказала колдунья. — Выходит, Бурдюк оказался прав. Ты не просто новый капитан, присланный в замену прежнему. Все куда сложнее.
— А это уже мое дело, — огрызнулся Паран, по-прежнему глядя в сторону.
Когда он вновь взглянул на колдунью, лицо его было мрачным.
— А какую роль играешь во всем этом ты? Ты выхаживала меня. Зачем? Чтобы услужить своему богу?
Дырявый Парус грубовато расхохоталась.
— Не совсем так. И роль моя была не ахти какая. О тебе позаботились опонны.
Паран одеревенел.
«Опонны? Шуты Судьбы, брат и сестра. Про них говорят: брат толкает, сестра тянет. Где же я их видел? В снах? Я помню голоса; они еще что-то сказали про… мой меч».
Капитан встрепенулся и подбежал к комоду. Наверху лежал его меч в ножнах. Паран дотронулся до рукоятки.
— Представляешь, я купил этот меч три года назад, а впервые пустил его в ход совсем недавно… против собаки.
— Ты это помнишь?
Паран поднял голову. В глазах колдуньи застыл страх, который она и не пыталась скрывать. Он кивнул, отвечая на ее вопрос, потом добавил:
— В тот день, когда я купил меч, я дал ему имя.
— Какое?
— Судьба, — ответил побледневший Паран и слегка улыбнулся.
Дырявый Парус закрыла глаза.
— Все уже было заранее вплетено в нити жизни. Но мне сдается, даже опонны не предполагали, что первой кровью, которую прольет твой меч, будет кровь гончей Тени.
Паран тоже закрыл глаза. Колдунья подтвердила его предчувствие: гончая Тени!
— У тебя уже были стычки с Хохолком? — вдруг спросила колдунья.
— Были. Пока только словесные.
— Остерегайся его, — сказала Дырявый Парус. — Хохолок безрассуден. Он движется по Пути Хаоса. Это страшный путь. Думаешь, почему я свалилась? Хохолок обрушил на меня силу Хаоса. Понимаешь, его Путь крайне враждебен моему. Учти, капитан: Хохолок — не просто деревяшка. Он жаждет властвовать и от этого теряет рассудок. Хохолок поклялся тебя убить.
Паран подвесил ножны к поясу.
— А какова его причастность ко всей этой заварухе? — спросил он.
— Насчет причастности я полностью уверена, но с какого бока — сказать не могу.
Паран понял, что колдунья либо недоговаривает, либо откровенно врет ему. Пусть. Не хочет говорить — не надо.
Кстати, Хохолок являлся сюда каждую ночь, поглядеть, в каком ты состоянии. Но уже две ночи подряд, как я не видел его деревянной морды.
— И сколько же дней я так провалялась?
— Наверное, шесть. Я совсем перестал ощущать ход времени. — Паран направился к двери. — Но вечно торчать здесь я не могу.
— Постой!
Паран улыбнулся.
— Ну хорошо, стою. Теперь скажи, почему мне нельзя отсюда уйти?
