– Хорошо. Может, как-нибудь вместе пообедаем. Хилари кивнула, не в силах вымолвить ни слова; ей пришлось отвернуться, потому что слезы текли у нее по лицу. После стольких лет одиночества она была окружена людьми, которых горячо любила и которые, похоже, любили ее.
На этот раз Александра обняла се и стала гладить по волосам, успокаивая сестру.
Они проводили Джона до машины и помахали ему вслед, а потом вернулись наверх. Хилари в своей комнате переоделась в халат и пришла к Александре, у которой сидела Меган.
Они болтали о Париже и Кентукки, о юге Франции, обсуждали вопрос, стоит ли Меган заводить детей. Она опасалась, что это может повредить ее карьере, Александра же сказала, что для нее это самая большая радость.
Хилари больше слушала сестер, все еще с трудом привыкая к мысли, что они воссоединились. Не верилось, что все они снова вместе и разговаривают как ни в чем не бывало.
– Я никогда не хотела иметь детей и не жалею об этом, – соврала Хилари и тут же вспомнила про аборт. – Не знаю, может, и хотела, когда была моложе. Теперь все равно уже поздно.
– А сколько тебе лет? – нахмурилась Меган, прикидывая в уме: «Мне тридцать один, а Хилари… на восемь лет старше».
– Тридцать девять.
– В наши дни многие женщины в твоем возрасте , как раз и рожают первого ребенка. В развитых странах, во всяком случае. – Она улыбнулась. – Там, где я работаю, матерями становятся в двенадцать и тринадцать лет, эдакие дочки-матери.
Там был совершенно другой мир, столь отличный от этого удобного дома в Коннектикуте и образа жизни, который вели ее старшие сестры. Вдруг Меган рассмеялась:
– Скажите, а разве не удивительно, что мы такие разные и все равно такие похожие?.. Я живу в горах Кентукки, ты в чудном доме в Париже, в каком-то замке, лето проводишь на вилле на юге Франции, ты… – она обратилась к Хилари, – ты, по сути дела, руководишь телекомпанией. Разве это не удивительно?
– Вы бы еще больше удивились, – тихо сказала Хилари, – если бы видели меня двадцать пять лет назад. Моя жизнь была тогда далеко не из приятных.
– А какой она была? – решилась спросить Меган. Мало-помалу, в течение следующих двух часов Хилари, часто прерывая свой тяжелый рассказ, поведала все, ничего не приукрашивая и не скрывая – ни мерзостей, ни безобразий, ни трагедий, ни жестокостей. То, что она смогла поделиться с сестрами своими переживаниями, принесло ей большое облегчение. И если раньше она защищала их, то теперь Меган и Александра утешали ее.
Потом Меган рассказывала свою историю – о забастовках в Миссисипи, о том, как ее отца обстреляли и ранили в одну из дождливых ночей в Восточной Джорджии, какие ее родители порядочные люди и как они преданы своему делу, как она их любит.
Александра, в свою очередь, рассказала о Маргарет, Пьере, своей жизни с Анри, опасениях, что он может подать на развод.
– Он будет круглым дураком, если так поступит! – возмутилась Хилари, тряхнув черными волосами.
Этот жест вызвал у Александры волну воспоминаний детства.
– Но он так озабочен чистотой своей родословной, а наша, ты ведь согласишься, несколько экзотична для человека вроде моего мужа.
Все три рассмеялись. Проговорили они до рассвета и, зевая, разошлись спать.
Спали они до полудня. Первой проснулась Александра.
Она позвонила матери и дочерям в гостиницу и, не застав их, попросила передать, что все в порядке и что вернется в воскресенье вечером. Еще она подумала, не позвонить ли Анри, но что сказать ему, не знала, поэтому опять пошла наверх, приняла душ и оделась, а когда снова спустилась на первый этаж, там уже была Меган – в извечных джинсах, белой блузке и с лентой в волосах. Она была больше похожа на юную девушку, чем на врача, что Александра ей и сказала.
Они поболтали за кофе с печеньем, потом пришла медсестра и сообщила, что у Артура была очень тяжелая ночь.
Меган поднялась его проведать.
В это самое время завтракать спустилась Хилари – босая, в шортах и шелковой блузке, с волосами, собранными в тугой пучок. Она выглядела гораздо моложе, чем накануне.
«Так, наверное, случилось со всеми нами, – подумала Александра. – Мы возвращаемся в прошлое и молодеем, потому что избавляемся от того, что нас угнетало. Меня угнетал страх, что Анри подаст на развод и никто меня больше не полюбит. Но даже если он так сделает, у меня же есть мама и дочки, а теперь еще и сестры, которые всегда помогут. Теперь я этого уже не боюсь». Действительно, она прекрасно себя чувствовала и впервые за долгое время не ощущала страха.
– Поздновато мы вчера легли, тебе не кажется? – улыбнулась Хилари, отхлебывая кофе. – А что сегодня будем делать? Мы так, чего доброго, до завтрашнего вечера заговорим друг друга насмерть.
Обе рассмеялись. Александра задумчиво посмотрела на нее:
– Ты здесь только до завтрашнего вечера?
– Да. У меня в понедельник утром запланирована важная встреча. А ты?
– Я тоже должна завтра вечером вернуться в Нью-Йорк. Я оставила в гостинице маму с Аксель и Мари- Луизой. Думаю, к завтрашнему вечеру они ее вымотают до предела. Хотя она их и очень любит, все равно это утомительно.
Александра сделала паузу, думая о Маргарет и о том, как она беспокоится за результат их встречи.
– Еще мне надо вернуться, чтобы успокоить ее. Мама боится, что потеряет меня после свидания с вами. Хилари с улыбкой кивнула:
