– Просто я не думал, что ты хочешь владеть чем-то, Тэн.
– Какая разница – принадлежит это мне или я просто арендую? Это хорошее вложение капитала. Разве мы не обсуждали что-то в этом роде?
– Да. И решили не делать этого. Почему ты хочешь привязать себя к чему-то постоянному? – Мысли об этом постоянно роились в его голове. Он был так счастлив, когда они снимали дом в Тибуроне. – Раньше ты никогда так не думала.
– Иногда все меняется. Это как раз имело смысл на настоящий момент, и я сразу влюбилась в этот домик.
– Да я знаю, знаю! Может быть, именно это и беспокоит меня больше всего. Он настолько «твой», что не «наш».
– Ты предпочел бы купить что-нибудь совместно? – но она слишком хорошо его знала и не удивилась, когда он отрицательно покачал головой.
– Это осложнило бы и твою, и мою жизнь. Ты знаешь это.
– Но не может же все всегда быть просто. И как бы там ни было, я думаю, что все идет чертовски хорошо. Мы самые не обремененные привязанностями люди на свете.
Они сознательно так поступали. Ничто не было незыблемым, высеченным из скалы. Все связи могли быть порваны за несколько часов. Или так им казалось. По крайней мере, они постоянно говорили об этом в течение двух лет.
Тана продолжала:
– Черт побери, я привыкла иметь квартиру в городе. Подумаешь, великое дело! – Но дело было не в доме, а в ее новой должности, как она стала подозревать несколько недель назад. Его беспокоила шумиха вокруг нее, пресса… Он мирился с этим, пока она была только помощником прокурора, и вдруг… судья!.. Ваша Честь!.. Судья Робертс. Она замечала выражение его лица каждый раз, когда кто-нибудь так обращался к ней. – Знаешь, Джек, это и впрямь несправедливо по отношению ко мне – все так воспринимать. Я ничего не могу поделать. Случилось нечто удивительное, и нам надо научиться жить с этим. Такое могло случиться и с тобой. Ботинок мог оказаться и на другой ноге, ты же понимаешь!
– Думаю, что я отнесся бы к этому иначе.
– Как? – его слова мгновенно ранили ее.
– Практически, – он укоризненно посмотрел на нее, подспудный гнев наконец выразился в словах, как симфония с хоралом, и это принесло облегчение, – думаю, я отверг бы предложение. Это дьявольская напыщенность.
– Напыщенность? Ты говоришь просто чудовищные вещи. Значит, ты считаешь меня напыщенной оттого, что я приняла предложенную мне должность?
– Зависит от того, как ты воспринимаешь это, – загадочно ответил он.
– Ну?
Остановившись на светофоре, он взглянул на нее и отвел глаза:
– Послушай, не обращай внимания… Мне просто не нравятся перемены, которые это внесло в нашу жизнь. Мне не нравится, что ты живешь в городе, мне не нравится твой проклятый дом, мне все это не нравится.
– И за это ты наказываешь меня, да? Господи, я прилагаю все усилия, чтобы как можно тактичнее выйти из положения. Дай мне шанс. Дай же мне все взвесить и осмыслить. Ты же знаешь, что для меня это тоже огромные перемены в жизни.
– Посмотреть на тебя, так ты совсем этого не осознаешь. Ты выглядишь невероятно счастливой.
– Ну да, я счастлива, – Тана была искренней. – Это удивительно и интересно, и это льстит мне, я получаю удовольствие от своей карьеры. Это меня возбуждает, но и пугает своей новизной, и я не совсем хорошо понимаю, как быть со всем этим, и не хочу, чтобы это причиняло тебе боль…
– Это неважно…
– Как это неважно? Я люблю тебя, Джек. Я не хочу, чтобы это разрушило наши отношения.
– Значит, этого и не случится, – он пожал плечами и поехал дальше, но ни один из них не был убежден в правоте другого.
Следующие несколько недель с Джеком просто невозможно было общаться. Тана решила по возможности проводить ночи с ним в Тибуроне и постоянно его обхаживала, но он все еще сердился на нее, и проведенное в ее доме Рождество было мрачным. Он явно дал понять, что ненавидит все, что связано с этим домом, и уехал в восемь утра на следующий день, заявив, что у него много дел. На протяжении следующих нескольких месяцев он только и делал, что осложнял ей жизнь, но, несмотря на это, Тана получала удовольствие от своей работы. Единственное, чего она не любила, – долгие часы ожидания. Иногда она оставалась в палатах суда до полуночи: ей надо было так много узнать, многому научиться, прочитать так много статей законов, к которым ей приходилось обращаться при слушании дел. От нее зависело так много, что она была почти слепа ко всему остальному, настолько, что не замечала, как плохо выглядит Гарри, не осознавала, как редко он теперь приходит на работу, и только в конце апреля Джек обратился к ней и буквально возопил:
– Да ты что, ослепла?! Боже мой, он же умирает! Он медленно угасает на протяжении последних шести месяцев, Тэн. Да тебе наплевать на всех окружающих, разве нет? – его слова пронзили ее насквозь, она в ужасе изумленно раскрыла рот.
– Это неправда!.. Не может быть… – Но вдруг бледность лица Гарри, его запавшие глаза, – вдруг все это приобрело жуткий смысл. Но почему он ничего не сказал ей? Почему? Она укоризненно посмотрела на Джека. – Почему ты ничего не сказал раньше?
– Ты не стала бы слушать. Ты так дьявольски погружена в свою значительность последнее время, что не видишь ничего, что происходит вокруг тебя.
Были еще более горькие упреки, гневные слова, и, не сказав ни слова, она в ту же ночь уехала из
