прекрасны!.. Слезы подступили к глазам от этих воспоминаний…
– Конечно же, ни в коем случае не отказывайся. Просто дай ему время. – Гарри внимательно смотрел на Тану, и что-то еще было в его взгляде. – Я хочу еще кое-что тебе сказать, Тэн. Две вещи. – Он смотрел на нее так напряженно, словно его пожирал некий внутренний огонь. Она ощущала силу его слов, проникающих в душу. – Я не знаю, чего мне каждый день ожидать от завтрашнего дня, буду ли я еще здесь… буду ли… Две важные вещи должен я тебе сказать. И это все, что я оставляю тебе, мой друг. Слушай внимательно. Первое: благодарю тебя за все-все, что ты для меня сделала. Последние шестнадцать лет моей жизни были подарены мне тобой, тобой, не врачами, никем, кроме тебя. Ты заставила меня начать жить сначала и продолжать жить… Если бы не ты, я никогда бы не встретил Аверил, у меня не было бы детей… – Теперь и на его глазах выступили слезы и медленно стекали по щекам. Тана была рада, что они встретились для обеда у нее в суде. Им необходимо было побыть вдвоем. – А теперь я перехожу ко второй важной вещи. Ты обманываешь себя, Тэн. Ты не знаешь, чего лишаешься, и не узнаешь, пока не получишь этого. Ты отгораживаешься от брака, обязательств и обязанностей, от реальной жизни, от настоящей жизни… не взятой взаймы, не арендованной или временной, какой-то в этом роде. Я знаю, этот дурачок любит тебя, и ты любишь его, но он помешался на «длинном поводке» настолько, что боится еще раз совершить ошибку, а именно это и есть величайшая из ошибок! Поженитесь, Тэн… нарожайте детей… это единственное, что имеет смысл в жизни… единственное, что волнует меня… единственное, что я оставляю после себя… неважно, кто ты и чем занимаешься. Если у тебя нет этого, если ты не сделала этого – ты ничто и никто… ты только наполовину живая… Тана, не обманывай себя, пожалуйста…
Теперь он плакал, даже не пытаясь скрыть слез. Он любил ее так сильно и так долго. Он не хотел, чтобы Тана была лишена того счастья, которое было у них с Аверил. И пока он говорил, ее мысли снова и снова воскрешали перед ней бесчисленные взгляды, которыми обменивались Гарри и Аверил, тихую радость, смех, который, казалось, никогда не прекратится… А теперь вот совсем скоро умрет и этот смех. В глубине души Тана всегда чувствовала, что все сказанное им – правда, она хотела и для себя того же, с одной стороны. Но с другой стороны, она просто панически этого боялась… Да и все мужчины в ее жизни не подходили для этого… Йел Мак Би… Дрю Лэндс… а теперь Джек… и совершенно не запомнившиеся между ними. Не было совсем никого, кто мог бы настолько быть ей близок. Может быть, смог бы отец Гарри, но это было так давно…
– Если только появится такая возможность, хватайся за нее, Тэн. Откажись от всего, если будет необходимо. Но если это будет настоящее, тебе не придется ни от чего отказываться.
– Что ты предлагаешь мне сделать? Выйти на улицу с плакатом: «Возьмите меня замуж. Давайте наделаем детей»? – Они вместе рассмеялись, как бы на минутку вернувшись в старые времена.
– Да, ты, задница! Почему бы и нет?
– Я люблю тебя, Гарри, – слова выплеснулись сами собой, она снова расплакалась. Гарри крепко обнимал ее.
– Я никогда не исчезну на самом-то деле, Тэн. Ты знаешь это. У нас с тобой слишком много всего, чтобы когда-либо потерять это… Ну, как у нас с Эйв, только в другом смысле. Я буду незримо присутствовать здесь, наблюдая за всем происходящим.
Они откровенно плакали вместе. Тана не представляла себе жизни без него. И могла только вообразить, что испытывает Аверил.
Это был самый мучительный период в их жизни. На протяжении следующих трех месяцев они наблюдали, как Гарри угасает, и теплым летним днем, когда солнце сияло высоко в небе, ей позвонили. Это был Джек. В его голосе звучали слезы, и Тана почувствовала, что ее сердце остановилось. Она видела Гарри накануне вечером. Теперь она навещала его каждый день, неважно, в какое время: вечером, в обед, а иногда даже до начала работы. Она не знала, каким хлопотным будет ее день, но от этих визитов не отказывалась ни за что. Вчера вечером Гарри держал ее за руку и улыбался ей… Он едва говорил, она поцеловала его в щеку и вдруг подумала о госпитале, о том, что было много лет назад. Она опять хотела встряхнуть его, вернуть к жизни, заставить бороться за жизнь с прежней силой, стать самим собой, каким он был раньше, но он уже был не способен на такую борьбу. Легче было уйти.
– Он только что умер, – голос Джека сорвался, а Тана разразилась рыданиями. Ей так хотелось увидеть его, только еще бы раз… услышать его смех… увидеть эти глаза. Целую минуту она не могла выговорить ни слова, затем потрясла головой и задержала дыхание, чтобы подавить всхлипывания. – Как Эйв?
– Кажется, она в порядке.
Неделю назад приехал Гаррисон и оставался с ними. Тана посмотрела на часы.
– Я приеду прямо сейчас. Все равно я объявила перерыв в заседании на вторую половину дня. – Она почувствовала его скованность при этих словах, будто он считал их демонстративными. Но именно это она и сделала. Она была судьей муниципального суда, и она объявила перерыв. – А где ты?
– На работе. Его отец только что позвонил.
– Я рада, что он был там. Ты сейчас туда приедешь?
– Пока не могу. Чуть позже.
Тана кивнула, подумав, что если бы она ответила так, он непременно сказал бы ей что-нибудь неприятное, например какой важной персоной она себя считает. Теперь уже нельзя было одержать победу над ним. И Гарри не смог смягчить его перед смертью, как ни старался. Он так много хотел сказать, многим поделиться с теми, кого любил. Все кончилось слишком быстро. Тана вела машину по Бэй-Бридж, слезы заливали ее лицо. И вдруг она как будто ощутила его рядом с собой и улыбнулась. Он ушел, но теперь он был повсюду. С ней, с Эйв, со своим отцом, с детьми…
«Эй, малыш!» Тана улыбнулась в пространство, ведя машину, а слезы продолжали струиться по ее лицу. Когда она подъехала к дому, Гарри уже не было, его отвезли приготовить к похоронам, а Гаррисон сидел в гостиной. Он выглядел ошеломленным и показался Тане очень старым. Она осознала вдруг, что ему уже почти семьдесят. А горе, застывшее на его лице, старило его еще больше. Тана ничего не сказала, просто подошла к нему, они крепко обнялись. Аверил вышла из спальни, в простом черном платье, светлые волосы стянуты в узел, обручальное кольцо на левой руке. Гарри время от времени дарил ей замечательные украшения, но сейчас их на ней не было, только ее печаль, ее достоинство и их любовь. Она стояла, поддерживаемая их общей жизнью, их домом, их детьми. Странно, но вот так она выглядела очень хорошенькой, и Тана с недоумением почувствовала какую-то зависть к ней. У них с Гарри было что-то неразделимое, неважно, сколько это длилось, и это что-то было для них самым дорогим. Неожиданно впервые в жизни она ощутила пустоту. Она жалела, что не вышла за него замуж давным-давно… или за кого-нибудь еще… не вышла замуж… не нарожала детей… Это чувство оставило в ней зияющую болезненную дыру, которую нечем заполнить. Во время похорон, на кладбище, где они его оставили, и потом, когда она снова осталась одна, Тана чувствовала что-то, чего не могла бы объяснить никому. Когда же она попыталась поделиться с Джеком, сказав, что вдруг осознала, как пуста ее жизнь, потому что она
