жизни теперь, и прямо об этом спросил.
– В последние несколько лет я встречалась кое с кем, даже более того, полагаю. Мы какое-то время жили вместе. И до сих пор еще встречаемся, – задумчиво улыбнулась она и посмотрела в темные глаза Расса. – Но теперь все как-то не так, как раньше. «Цена, которую платишь», как вы выразились. Все начало рушиться еще в прошлом году, когда я получила назначение на должность судьи… а потом умер Гарри… все это оставило слишком много болезненных следов.
– Это серьезная связь? – он смотрел сочувственно и заинтересованно.
– Так было довольно долго, но теперь похоже на поступь хромой клячи. Думаю, мы теперь вместе только из лояльности.
– Так вы все еще вместе? – он внимательно наблюдал за нею. Тана кивнула. Они с Джеком вообще-то никогда не считали, что все кончено. Во всяком случае, пока, хотя никто из них не знал, что принесет им будущее…
– Мы оба живем настоящим. В течение долгого времени это нас устраивало. Одна и та же философия. Никакого брака и никаких детей. И пока мы оба соглашались с этим, это прекрасно срабатывало.
– А теперь? – Большие темные глаза проникали в ее душу, а она смотрела на него не отрываясь, вдруг ощутив жгучую жажду его рук, губ, его прикосновения. Он был самым привлекательным из встречавшихся ей мужчин. Однако ей пришлось тут же упрекнуть себя. Она все еще принадлежала Джеку… разве нет? Больше она не была в этом уверена.
– Я не знаю. Все так изменилось со смертью Гарри. Кое-что из того, что он сказал, заставляет меня пересмотреть всю мою жизнь, – она сурово посмотрела на Расса. – Я имею в виду – действительно ли это то самое? Вот это и есть все? Жизнь продолжается… и моя работа. С Джеком или без него… – Расс понял, кого она подразумевает. – И что – это все? Может быть, я хочу от будущего большего, чем только это. Я никогда ничего подобного не чувствовала, и вдруг теперь – да! По крайней мере, я задумываюсь иногда об этом.
– Думаю, вы на верном пути.
Он казался очень искушенным и мудрым и в каком-то смысле напомнил ей Гаррисона.
– Именно так сказал бы Гарри, – улыбнулась ему Тана, а потом вздохнула: – Кто знает, может быть, это ничего и не значит. Вдруг – все кончено, и что потом? Кого тревожит, что тебя больше нет?..
– Тогда только это и имеет смысл, Тана. Но я чувствовал то же самое после смерти жены десять лет назад. Очень трудно привыкнуть к такому, это подчеркивает грубую реальность того, что однажды мы тоже должны посмотреть смерти в лицо. Все считается, каждый год, каждый день, любые отношения. Если ты попусту растрачиваешь их или несчастлив в том положении, в каком находишься, однажды ты проснешься и – пора платить по счету! Так же, как в какие-то промежутки времени чувствуешь себя счастливым, имея то, что имеешь. – Он немного помолчал, потом взглянул на нее. – Ну, а как с этим у вас?
– Счастлива ли я? – она долго колебалась, потом взглянула на него. – В моей работе – да.
– А остальное?
– Как раз сейчас не очень. Это трудное время для нас.
– Выходит, я навязываюсь? – Он хотел знать все, но иногда так трудно было ему отвечать.
Тана покачала головой и посмотрела в эти карие глаза, которые уже хорошо знала.
– Нет. Вы – нет.
– Вы все еще встречаетесь со своим другом… ну, с которым вы жили вместе некоторое время? – он улыбался ей и выглядел очень умудренным и взрослым. С ним Тана чувствовала себя почти ребенком.
– Да, я все еще вижусь с ним время от времени.
– Я хотел знать, как у вас обстоят дела.
Она собралась спросить, чем вызван такой интерес, но не осмелилась. Вместо этого он привез ее в свой дом и показал ей все. У нее перехватило дыхание с самого первого момента, как только они вошли в холл. Ничто в этом человеке не указывало на такое богатство. Он был прост, легок в обращении, скромно одет. Но, увидев, где он живет, можно было понять, что это за человек. Дом его был на Бродвее, в последнем квартале перед Президио, с маленьким, заботливо ухоженным двориком. Мраморный вестибюль, темно- зеленый со сверкающей белизной, высокие мраморные колонны, комод в стиле Людовика XV с мраморной крышкой и серебряный поднос для визитных карточек, позолоченные зеркала, паркетный пол, атласные занавески до самого пола. На первом этаже был расположен ряд изящно оформленных приемных. Второй этаж был более уютным, с огромными хозяйскими покоями, чудесной библиотекой, обитой деревянными панелями, уютным маленьким кабинетом с мраморным камином, а наверху – детские комнаты, которые теперь пустовали.
– Сейчас уже не имело бы смысла сохранять все это, но я так долго живу здесь. Мне ненавистна сама мысль о переезде…
Тане ничего другого не оставалось, как только расхохотаться, посмотрев на него:
– Думаю, что после увиденного я просто спалю свой дом.
Но она тоже чувствовала себя счастливой здесь. Это был другой мир, другая жизнь. Ему это было по краману, ей – нет. Теперь она вспомнила слухи о том, что у него приличное собственное состояние, знала, что раньше в течение нескольких лет он владел процветающей юридической компанией. Этот человек хорошо потрудился в жизни и многого достиг. Рассу нечего было опасаться с ее стороны. В материальном смысле Тана ничего от него не хотела. Он гордо демонстрировал ей одну комнату за другой: биллиардную и гимнастический зал внизу, набор ружей для утиной охоты. Это был цельный человек, разносторонний и увлеченный. Когда они снова поднялись наверх, он обернулся к ней, взял ее за руку и нежно улыбнулся.
– Я очень увлечен вами, Тана… Я очень хотел бы чаще видеться с вами, но сейчас не хочу осложнять вашу жизнь. Прошу вас, скажите мне, когда будете свободны.
Она кивнула, совершенно очарованная всем, что увидела и услышала. Чуть позже он отвез ее домой, и она сидела в гостиной, уставившись в пылающий камин. Расс был человеком, о которых читаешь в книгах или видишь в журналах. И вдруг – вот он, на пороге ее жизни, говорит, что он ею увлечен, приносит розы,
