– Я знаю, – печально ответила Тана, – ты хотела бы, чтобы я была вроде Энн. (Энн жила в Гринвиче с отцом, у нее только что родился первенец. Муж ее был полноправным партнером в фирме «Шерман и Стерлинг», имел «порше», а Энн – «мерседес»-седан. Любая мать мечтала бы о таком счастье для дочери.) – Но это не для меня, мама. Я никогда не стремилась к такой жизни.
– Но почему? – не могла понять Джин. Возможно, в чем-то она ошиблась. Наверное, это ее вина.
Тана покачала головой:
– Может быть, мне нужно что-то большее. Может быть, я хочу, чтобы это было достижением моим, а не моего мужа. Не знаю, но мне кажется, что я не могла бы быть счастлива, имей я все, что есть у Энн.
– Я думаю, что Гарри Уинслоу влюблен в тебя, – голос матери звучал мягко, но Тана не хотела вслушиваться в слова.
– Ты ошибаешься, мама. (Ну вот, опять начинается.) Мы очень любим друг друга, нежно, по-дружески, но не влюблен он в меня, и я тоже нет.
Тана хотела вовсе не этого. Он ей нужен как брат, как друг.
Объявили посадку на самолет. Джин кивнула и ничего не сказала. Она предприняла последнюю попытку изменить решение Таны, но ничего не могла предложить взамен: ни увлекательной жизни, ни мужчины, ни подарка, перед которым нельзя устоять, – все равно ничто не заставило бы ее дочь отказаться от своего пути. Тана взглянула в глаза матери, потом крепко обняла ее и шепнула на ухо:
– Мам, я так хочу. Я уверена. Клянусь.
Попрощались. Тане казалось, будто она улетает в Африку. Словно в другой мир, в другую жизнь, – в каком-то смысле так оно и было. Мать горевала, разрывая сердце Таны. Джин не утирала слез, струящихся по щекам, махала рукой. Поднимаясь на борт самолета, Тана крикнула:
– Я позвоню вечером!
– Но уже никогда не будет по-прежнему, – шептала про себя Джин, глядя на закрывающиеся двери, на отъезжающий трап, на гигантскую птицу, набиравшую разбег и наконец оторвавшуюся от земли. И долго- долго глядела ей вслед, пока та не превратилась в сверкающую точку. Вышла на улицу, чувствуя себя очень маленькой и очень одинокой, остановила такси и поехала назад в контору, туда, где Артур Дарнинг нуждался в ее помощи. Хоть кто-то пока еще нуждается в ней. Но она боялась возвращаться домой сегодня. И так будет не только сегодня, а еще несколько лет.
8
Когда Тана вышла в аэропорту Окленда, он показался ей маленьким и дружелюбным. Меньше, чем в Бостоне и Нью-Йорке, и гораздо больше всего Йолана, где вообще не было аэропорта. Она взяла такси до студгородка Беркли, загрузила весь свой багаж, получила ключ от своей комнаты (комнату сняли специально для нее: это входило в стипендию), распаковала вещи и огляделась: все было по-другому, новым и незнакомым. В этот прекрасный теплый солнечный день люди в джинсах, свободных летящих рубашках – кто в чем – выглядели такими спокойными. Так и мелькали шорты и футболки, сандалии, кеды, кроссовки, тапочки, а то и босые ноги. «Еврейские принцессы» из Нью-Йорка в своих дорогих шерстяных и кашемировых нарядах от Бергдорфа не маячили здесь, не то что в Бостонском университете. Ходи в чем хочешь – так было принято, и можно было встретить все что угодно, кроме опрятного костюмчика. И во всем чувствовалось какое-то возбуждение.
Тана с приятным оживлением оглядывалась вокруг. Это оживление не покинуло ее и тогда, когда началась учеба, и следующий месяц: она радостно переходила из одного кабинета в другой, весело бежала домой и погружалась в учебники до поздней ночи. Единственным местом, куда она еще заходила, была библиотека. Ела она обычно у себя в комнате или на бегу. За этот первый месяц она похудела на два с половиной килограмма, хотя в этом не было необходимости. И одно только было хорошо в таком насыщенном расписании: она не тосковала по Гарри так сильно, как ожидала. Три года они ходили буквально рука об руку, даже когда учились в разных школах, и вот вдруг его нет рядом, хотя он и звонит в свободные часы.
В этот день, пятого октября, она сидела у себя; в дверь постучали и позвали к телефону. Она решила, что это опять мать, и ей очень не хотелось спускаться. Завтра предстоял зачет по договорному праву, и по другому предмету надо было написать реферат.
– Узнай, кто это. Можно ли перезвонить?
– Хорошо, сейчас, – дежурная ушла, вернулась. – Это из Нью-Йорка.
«Опять матушка».
– Я позвоню сама.
– Он сказал, что это невозможно.
«Он? Гарри?» Тана улыбнулась. Для него она готова даже отвлечься от учебы.
– Сейчас приду.
Она схватила с кресла смятые джинсы, натянула и побежала к телефону, застегивая по дороге.
– Алло?
– Что, черт побери, ты делаешь? Развлекаешься на четырнадцатом этаже с каким-нибудь парнишкой? Я уже целый час торчу здесь, Тэн.
Ее натренированное ухо уловило его раздражение и то, что он пьян. Уж она-то хорошо его знала.
– Прости, пожалуйста. Я была у себя, читала. И вообще, я думала, что это мама.
– Тебе не повезло.
Его голос звучал необычно серьезно.
– Ты в Нью-Йорке? – Тана улыбалась, она была счастлива слышать его голос.
– Да-а.
