– Вечером я отправляюсь в Сан-Диего, а в начале недели – в Гонолулу.
У нее как раз был зачет, вырваться на пару дней в Сан-Диего никак нельзя.
– Проклятье! А в Гонолулу ты побудешь хоть немного?
– Наверняка нет.
Она тут же почувствовала: он что-то утаивает от нее.
– Что это значит?
– Это значит, что к концу следующей недели меня пошлют в Сайгон.
Его голос звучал холодно и твердо, как сталь, – совсем непохоже на Гарри. Она недоумевала, как это случилось. Именно этому удивлялся и он, каждый день все эти шесть недель. «Я считаю, просто повезло», – говорил он в шутку друзьям, но ничего шуточного в этом не было; когда ожидали вручения предписания, напряжение стало настолько ощутимым, что страшно было произнести лишнее слово. Никто не осмеливался говорить о своих чувствах, меньше всего те, кому повезло с распределением, может, другие не так удачливы. А Гарри был одним из неудачников.
– Скотство, конечно, но так уж оно есть, Тэн.
– Твой отец знает?
– Я звонил вчера вечером. Никому не известно, где он. В Париже думают, что он в Риме. В Риме думают, что он в Нью-Йорке. Я пытался позвонить в Южную Африку, но потом решил насрать на сукиного сына. Рано или поздно сам узнает, где я. (Почему, черт возьми, у него такой отец, которого невозможно поймать? Тана попыталась бы даже разыскать его, будь он другим, но он всегда казался ей не тем человеком, с которым хочется познакомиться.) Я написал ему по лондонскому адресу и оставил записку у «Пьерра» в Нью-Йорке. Это все, что я мог сделать.
– Вероятно, это даже больше, чем он заслуживает. Гарри, я могу что-нибудь сделать?
– Молись за меня.
Похоже, он не шутил, и Тана была потрясена. Это невозможно. Гарри, ее лучший друг, ее брат, по сути, ее двойник, – и его посылают во Вьетнам. Ее охватила паника, доселе ей неизвестная, и абсолютно ничего нельзя было поделать.
– Позвонишь мне еще перед отъездом?.. И из Гонолулу?..
Глаза ее наполнились слезами. «А если с ним что-нибудь случится? Нет, – она стиснула зубы, – не надо позволять себе даже думать об этом. Гарри Уинслоу непобедим, и он принадлежит мне, часть моего сердца отдана ему». Но, постоянно ожидая звонков, несколько дней она ходила как потерянная. Он звонил дважды до отъезда из Сан-Диего. «Прости, что долго не звонил, был занят, совсем затрахался, триппер, наверное, подхватил, ну и черт с ним». Почти всегда он был пьян, а на Гавайях, откуда тоже пару раз позвонил, вообще не просыхал, а потом он уехал – в безмолвие, джунгли и бездны Вьетнама. Ее воображение рисовало опасности, которым он подвергался, а позже стали приходить веселые разухабистые письма о жизни в Сайгоне, о проститутках, наркотиках, уютных некогда гостиницах, изящных девушках, о том, что ему пригодился его французский, – и она стала успокаиваться. Старина Гарри, он нисколько не меняется: что в Кембридже, что в Сайгоне – один и тот же. Тана успешно сдала все экзамены, прошел День Благодарения и первые два дня рождественских каникул, которые она провела у себя в комнате в окружении груды книг, и вот около семи вечера кто-то заколотил в ее дверь:
– Вас к телефону.
Мать часто звонила ей, и Тана знала почему, хотя они не говорили об этом. Праздники были трудным временем для Джин. Артур никогда не проводил с нею много времени, и все-таки она надеялась на лучшее. Всегда находились оправдания и причины, он посещал вечеринки, на которые не мог пригласить ее. Тана даже подозревала, что у него есть и другие женщины, а теперь еще Энн с мужем и ребенком, и, может быть, Билли тоже с ними, а Джин просто не была членом семьи, несмотря на то что уже много лет она все время рядом.
– Сейчас приду, – отозвалась Тана, натягивая халат и спускаясь к телефону.
В холле было холодно, а на улице туманно. Туманы так далеко на Востоке – редкое явление, но иногда случались такие ненастные ночи.
– Алло?
Она ожидала услышать мать, и то, что это был Гарри, ее ошеломило. Его голос был хриплым и очень усталым, будто он провел на ногах всю ночь, и неудивительно, если он сейчас в городе. Казалось, что он очень близко.
– Гарри?.. – Ее глаза наполнились слезами. – Гарри! Это ты?
– Ну да, кто же еще? – Он почти зарычал, и она ясно представила – почти почувствовала – прикосновение его заросшего подбородка.
– Ты где?
Мимолетная пауза.
– Здесь. В Сан-Франциско.
– Когда ты прилетел? Боже, если бы я знала, я встретила бы тебя.
Гарри вернулся, какой чудесный рождественский подарок! – Да только что.
Это неправда, но легче сказать так, чем объяснять, почему сразу не позвонил.
– Слава Богу, что ты там не задержался. – Тана была так счастлива слышать его голос, что и не пыталась сдержать слез. Она плакала и улыбалась, и Гарри на том конце тоже. Он уже и не надеялся снова услышать ее, и любил ее еще больше, чем раньше. Сейчас он даже не был уверен, что ему удастся скрыть свое чувство. Но придется постараться ради нее да и ради себя самого. – Почему тебя так скоро отпустили?
