— Да.
Он включил фары и отъехал от тротуара, размышляя, не раскаивается ли Мэри Энн, что согласилась на его приглашение. Если эти розы от другого мужчины, она, возможно, жалеет, что не оставила вечер свободным.
И он сбавил скорость.
— Может быть, хотите вернуться и узнать, от кого цветы?
Мэри Энн покосилась на него. И внезапно испугалась. Испугалась оттого, что ей понравилось плавное очертание его подбородка. Видно было, что он побрился перед этим свиданием. И вел себя очень тактично. Она, наконец, сумела выдавить из себя ответ на его вопрос:
— Конечно, нет.
Грэхем так и этак повертел ее ответ в голове и, улыбнувшись, прибавил газу.
— Включим музыку? — кивнул он на радио.
— Можно, — согласилась она. — Вы какую любите?
— Этническую. В последнее время скандинавскую. Вдруг внезапно открыл ее для себя. Вы знаете Джоша?
Да. Студент колледжа, будущий журналист, стажировался летом на радио. Мэри Энн кивнула.
— Он меня с ней познакомил. Люди поют на незнакомом языке о легендарных битвах. А вы?
— Какую люблю музыку? — Она подумала. — Наверное… кантри.
Грэхем непринужденно перешел на другую тему, подходящую для свидания:
— Вы в свободное время чем занимаетесь? Я как-то видел вас на велосипеде.
— Нет, я редко выбираюсь. — Она виновато вспомнила про поход посетительниц Центра помощи женщинам, который променяла на участие в программе Грэхема. А теперь она встречается с мужчиной, которого любит ее кузина. Мало утешало то, что, откажись она от встречи с Грэхемом, он все равно не пригласил бы Камерон. Конечно, Камерон не станет высказывать претензий, но Мэри Энн было тяжело даже невольно огорчать кузину.
Грэхем отвлек ее от раздумий, попросив рассказать о ее семье. Для этого пришлось сосредоточиться.
— Ну, чем занимается мой отец, вам известно, — проговорила Мэри Энн торопливо. — Мама — секретарь в церкви. Вообще она специалист по французской литературе. Мой брат, Кевин, старше меня на два года. Он химик, работает в фармацевтической фирме.
— Какой контраст между занятиями ваших родителей.
— Да. — У нее засосало под ложечкой. — А отец до того, как стал актером, работал на шахте. Начал играть в массовке, одно повлекло за собой другое. Они поженились здесь.
— Они женаты до сих пор?
Мэри Энн молча кивнула. Грэхему Корбету ни к чему знать подробности. Ему многое ни к чему знать, потому что, как говорит мама, «это никого не касается».
— Я, кажется, говорила, что мой отец алкоголик, — проговорила она.
— Он вылечился?
Она неопределенно взмахнула рукой, думая о том, что многого все равно не объяснишь, тем более что даже внутри семьи это не обсуждалось. Она посмотрела на его профиль:
— А кто ваши родители?
— Отец умер несколько лет назад. А мать — писательница.
— В самом деле?
— Эвелин Корбет. Пишет любовные романы из жизни Юга. Все ее герои плохо себя ведут — хотя, надо признать, правдоподобно. На мой взгляд, она талантливый автор.
Мэри Энн глубоко вздохнула, пытаясь представить себе, каково жить в семье, где признаются реалии двадцать первого века. «Словно вырываешься из тесной клетки…»
Но она, тем не менее, предпочла уехать в Логан и поселиться у бабушки, которая жила совсем в другой реальности. Проявив недюжинную проницательность, Грэхем спросил, о чем она задумалась. Мэри Энн с усмешкой рассказала ему и подвела итог:
— Все Биллингамы — утонченные натуры.
— А как ваши мать и бабушка относятся к алкоголизму вашего отца? — спросил Грэхем.
— Мама просто хочет, чтобы он бросил пить. А бабушка вообще не говорит об этом.
Грэхем понимающе улыбнулся:
— Вы договорились ограждать бабушку от грубой прозы жизни?
— Ну, ведь разговорами тут не поможешь.
— Наверное, но поговорить о таких вещах все равно бывает полезно.
Мэри Энн удивленно посмотрела на него, но промолчала.
Грэхем нашел свободное для парковки место за полквартала от «Рика». Внутренний голос говорил ему, что он ступил на зыбкую почву, но все же он не жалел, что многое узнал о Мэри Энн.
— Значит, выросли вы во Флориде? — спросил он.
— Да. И до сих пор скучаю по океану.
«Наверное, — подумал Грэхем, — она очень любит свою бабушку, раз предпочла жить с ней в Логане, в доме, представляющем собой островок прошлого, в стенах которого не принято говорить о пороке».
Их столик оказался наверху, напротив окна. Укромное местечко возле камина. Едва Мэри Энн вошла с Грэхемом в ресторан, как увидела, что все мужчины и женщины обратили на них взгляд, заметили их. Это доставило ей меньше удовольствия, чем могло бы в какое-нибудь другое время.
Зачем она вообще заговорила об алкоголизме отца? Это было просто неуместно, да она вообще не любила, когда семейные проблемы выставлялись напоказ.
О подобных вещах разумнее помалкивать.
Они просмотрели меню и сделали заказ. Сперва им принесли вина и хлеб с маслом. Они без особого интереса поговорили о реконструкции городского кинотеатра, о последней радиопостановке, о ресторане и шеф-поваре. Но мысли Мэри Энн витали далеко.
— О чем вы думаете? — спросил он, наконец.
— О том, что есть проблемы, которые не разрешит даже самый доверительный разговор.
Он перестал намазывать маслом хлеб и поднял на нее глаза.
— Да?
— Приходится помнить о хороших манерах, об осторожности. О других людях. Но хорошие манеры вообще придуманы для удобства других людей.
Грэхем улыбнулся. Улыбка сначала возникла в его глазах, под падающей на лоб прядью каштановых вьющихся волос. От этой улыбки ей стало уютно и тепло. Возможно оттого, что как-то очень уж отчетливо она прониклась его обаянием, Мэри Энн поспешила проговорить как можно будничнее:
— Вы, наверное, думаете, что это неправильно.
— Нет, вы как раз все верно сказали, — ответил он. — О цели хороших манер. Об их назначении. Одна наша с Брионией приятельница, видимо, не получила в свое время надлежащего воспитания. Как-то она сама себя пригласила к нам на ужин и засиделась до двух часов ночи. Я переоделся в пижаму, халат, завел будильник в гостиной, спросил Брионию — когда ей завтра вставать, в пять тридцать или пять сорок пять? Бриония говорила: «Эллен, ты, наверное, устала? Мы не хотим тебя утомлять». Но Эллен не понимала намеков. Вы абсолютно правы. Хорошие манеры подсказали бы ей, что не следует ставить нас в неловкое положение, являясь незваной на ужин и задерживаясь так надолго, что пришлось выпроваживать ее намеками.
Мэри Энн невольно хихикнула, представив, как Грэхем в пижаме и халате заводит будильник, чтобы выставить гостью, которая не желает уходить.
Ответная улыбка Грэхема отразилась в его глазах.
«Он мне нравится! Даже не верится, до чего он мне нравится».
Ей вдруг пришло в голову, что за такого человека она могла бы выйти замуж. А поскольку Грэхем уже был женат, вряд ли он испугается брачных уз.
— Надеюсь, вы познакомитесь с моей матерью на День благодарения, — сказал он. — Она приедет навестить меня. Думаю, вы ей понравитесь.
