Мэри Энн попыталась представить, какие такие ее качества могут приглянуться его матери- писательнице.
— Почему?
— Может быть, потому, что вы нравитесь мне.
У нее екнуло сердце. Надо спросить у Клары Курье, может ли приворотное зелье подействовать таким образом, чтобы она влюбилась в мужчину, который его выпил? Она, конечно, не то чтобы влюбилась, но чувствовала себя как-то совсем по-новому.
— По-моему, в сегодняшней передаче я была просто ужасна, — пожаловалась она.
— Вы прекрасно справились. Самое плохое в передаче с прямым эфиром, если дают заведомо неудачный совет. Вы этого не сделали.
— Но я не нахожу, чтобы мои советы были хорошими! Никогда бы не подумала, что столько людей принимают близко к сердцу личные проблемы барменов.
— Иногда такое случается. Но вы не принимайте это близко к сердцу. Помните, что мы обсуждали тему знакомства и вовсе не обязаны были разрешать все животрепещущие вопросы.
— Если тебе двадцать лет, все вопросы кажутся жизненно важными.
— Пожалуй.
Мэри Энн почувствовала, что дышит глубоко, всей грудью, словно присутствие Грэхема вдруг избавило ее от удушья.
Твердо решив не касаться больше в разговоре своей семьи, она спросила Грэхема, где он учился и где познакомился с Брионией. Он оказался выпускником Йельского университета, а Брионию встретил на межуниверситетском матче по футболу. Она играла за свой университет. Потом несколько девушек из ее команды пригласили его поужинать. Последовал недолгий период ухаживаний, затем они решили съехаться, затем поженились. Бриония как раз делала диплом в Маршалльском университете, когда умерла.
— Ну а вы? — спросил он.
— Я закончила Колумбийский университет. И с моей степенью могла бы делать что-то более интересное.
— Так почему же не делаете?
Вопрос был поставлен слишком прямо. Ей не очень хотелось исследовать причины. Но все же честность взяла верх.
— Наверное, боюсь, — призналась она.
Странно, но, к облегчению Мэри Энн, он не стал добиваться объяснений. И поскольку он молчал, она невольно сказала больше, чем хотела:
— Писательство — это своего рода выставление себя напоказ. Обнажение. На моем теперешнем уровне все гораздо проще.
Когда они вышли из ресторана на прохладный ночной воздух, Грэхем спросил:
— Хотите немного пройтись? После плотного ужина это полезно.
— Хорошая мысль.
Они пошли вниз по Страттон-стрит мимо католического собора Богоматери Мира.
— Здесь венчались мои родители, — проговорила Мэри Энн.
— Он очень красивый, — сказал Грэхем. — Мне особенно нравятся витражи.
— Так вы были внутри?
— И не раз.
Внезапно вынырнувшая из двери здания, где помещалась редакция газет, темная фигура заставила ее вздрогнуть. Человек навел на них фотоаппарат и щелкнул затвором в манере папарацци. Это был Джоэль Нагги, начинающий фотограф «Логан стандарт». В свои неполные семнадцать он иногда делал превосходные снимки, которые не удавались и его более опытным коллегам по газете.
— Не трудись, Джоэль, в газету это не пойдет, — охладила его Мэри Энн.
— А я вам ничего не отдам, — ответил юноша. — У меня касательно этой фотки большие планы. Не желаете немного попозировать? Как насчет поцелуя?
Мэри Энн не хотелось даже задумываться, что он имел в виду под «большими планами».
— Пошел вон, — процедила она и внезапно отчетливо вспомнила, как однажды нашла в мусоре выброшенный журнал. Ей было тогда, наверное, лет двенадцать. Там она увидела фотографию отца — он был явно пьян и с блаженной улыбкой одной рукой обнимал одну девицу, другой — другую.
Но Джоэль, несмотря на его ухватки, не был папарацци. Однако он явно считал, что фотоснимки Грэхема могут стать сенсацией. И возможно, не ошибался.
Они двинулись дальше, а за ними, на некотором расстоянии, Джоэль. Мэри Энн молчала.
— Не слишком крупная удача, — проговорил Грэхем. — Я все же не Брэд Питт.
— Разве ваш портрет недавно не поместили на развороте журнала? — спросила Мэри Энн. Кто-то сказал ей об этом, и, когда она вспомнила кто, совесть принялась за нее с новой силой. Камерон.
— Все равно, — ответил он. — В любом случае мне приятно, что меня видели с вами.
— Я бы не хотела попасть в журналы, — призналась она. — Уж во всяком случае, не за то, что с кем- то прошлась по улице. Не хочу быть знаменитой. Или скандально знаменитой. Вот если стать известной как автор, — другое дело. А так — нет.
Грэхем взглянул на нее с некоторым удивлением.
— Я серьезно говорю, — подтвердила она. — По-моему, быть знаменитостью — отвратительно.
Такой, как ее отец? Грэхему хотелось сказать, что она воспринимала бы выходки своего отца так же мучительно, даже если их и не освещали бы в центральной прессе.
Они вошли под навес магазинчика «Цветущая роза», принадлежавшего Анджи Уокман. Джоэль отстал, наконец, и Грэхем повернулся к ней. Пристально глядя на нее, он спросил:
— Вы хотели бы, чтобы на моем месте сейчас оказался Джонатан?
Мэри Энн вспыхнула. То, что он догадался о ее чувстве к Джонатану, привело ее в замешательство. Неужели и для Джонатана оно было также очевидно?
— Разумеется, нет! — ответила она, решив не напоминать о том, что Джонатан помолвлен с Анджи Уокман. О факте, который самой ей, впрочем, не слишком помешал.
Заглянув в ее лицо, Грэхем не поверил ей. Она все еще очарована их никчемным директором радиостанции.
— Увы…
— Что? — переспросила Мэри Энн, щеки ее все еще продолжали пылать.
— Нет, ничего, — покачал он головой и зашагал дальше.
Стремясь попасть с ним в ногу, Мэри Энн решила избегать разговоров о Джонатане. А Грэхем был для нее запретной территорией из-за Камерон.
Они подошли к «лексусу», и он распахнул перед ней дверцу. По дороге обратно в Миддлебург он спросил:
— Не хотите ненадолго заглянуть ко мне… или собираетесь сегодня лечь пораньше?
— Да, лучше сразу домой, — ответила она, думая о Камерон.
— Я хотел отдать вам запись сегодняшней передачи, — сказал он.
— Я обязательно должна ее прослушать?
— Иногда это помогает правильно настроиться перед следующей передачей.
Это явный намек на то, что ее сегодняшнее участие в передаче не было таким чудесным, как он ее уверял.
— Тогда я зайду за ней.
— Сейчас?
— Да. А потом дойду пешком до дома.
— Тогда я вас провожу.
Мэри Энн всегда нравился большой белый дом, где жил Грэхем. Нравилась веранда, изящно опоясывающая здание. У входа лежал свернутый в кольцо садовый шланг. Перед ним Грэхем слегка замедлил шаг.
— Наверное, это сосед его сюда принес, — пробормотал он.
