– Всю жизнь я прожил на потеху другим, – скрежещу я. – Умирать на потеху не стану. И другим не дам.
Он шарахается, будто в лицо ему бьет пламя.
– Хэри… но…
– Нет. Пусть платят за свои развлечения. Когда эти уроды спустятся за нами, то удивятся до смерти. Своей.
Орбек складывает руки на груди, примостив на локте забинтованный боевой коготь, и в его желтых глазах я читаю одобрение. Мы поставили сломанный коготь на шину, в положении наизготовку. Больно, должно быть, зверски, но драться сможет. Насчет потехи ему не понять, но все остальное – вполне: когда огриллоны желают друг другу удачи, то говорят «умри в бою».
– Нет, нет, нет, – настаивает Делианн. Он зажмуривается так крепко, будто боится, что глазные яблоки выкатятся и потеряются, и произносит очень медленно и внятно: – Ты готовишься
– Может, мне пригодилась бы тренировка, – замечаю я. – А то с этим делом у меня туго.
Орбек хмыкает: шутка в его духе, но Делианн слишком сосредоточен на том, что пытается объяснить мне, чтобы отреагировать.
– Спроси т’Пассе, – говорит он. – «По-моему или никак» – с «никак» у тебя все в порядке, но «по- твоему» не выходит. Полуправда все равно ложь, Хэри.
С моего места хорошо видны широкие окованные бронзой ворота на галерее, ведущие на лестницу к Палате правосудия. Дверь распахиваются; с лестницы спускаются стражники в броне, держа наизготовку взведенные самострелы, и расползаются по галерее. Смотрят на меня.
Кажется, времени нам хватит только на полправды.
– Вчера надо было об этом, Крис. – Я смотрю на мрачнеющего Орбека. – Готов?
Тот демонстрирует боевые когти.
– Всегда готов, босс.
– Зови т’Пассе.
Он кивает и уходит. Зэки при его приближении умолкают; огриллон движется с упругой гибкостью, излучая недоброе предвкушение, будто дуговой разряд. Все смотрят на арбалеты в руках стражников, потом на меня.
– Чего ты хочешь, Хэри? – спрашивает Крис. – Чего желаешь? Стремись к большему, Хэри. Ты слишком низко целишь.
– Я теперь живу ближе к земле.
На галерее строится охранный наряд: шестеро стражников в полном боевом облачении, вооруженные лишь дубинками. С луками или клинковым оружием в Яму не спускают. В наряд отправляют в пластинчатых доспехах вместо кольчужных рубах, что на остальных стражниках. И самострелы у них слабые, сработанные особо для Донжона; их крестовидные наконечники не пробивают сталь.
Это изменение внесли с моего прошлого визита сюда. Мы с погибшей девчонкой по имени Таланн показали тогда падлам, что бывает, если в руки заключенным дать боевой арбалет.
Делианн наклоняется ко мне, берет за руку.
– Что, если бы ты мог остаться в живых?
– С какой стати?
Возвращается Орбек. Лицо Т’Пассе мрачно, как у меня на сердце.
– Рановато. Я думала, у нас больше времени, – замечает она. – Нам было бы лучше обождать два-три дня.
– По дороге на эшафот все так думают, нет?
Она кивает.
– По моему знаку твои стопчут охранный наряд. Трое на одного, не меньше, – командую я. – На это ставишь самых слабых, их задача – принять на себя стрелы.
Стража наверху не постесняется стрелять: вот для этого им недотянутые тетивы. Крестовидные наконечники не пробьют доспехов, но плоть и кость они перемалывают не хуже электромясорубки.
– Вот для этого мне и нужна была пара дней, – отвечает т’Пассе. – Ребята просто не готовы. Если сломаются один-двое, остальные могут не сдюжить.
– Так подбери таких, чтобы не сломались. Ты знаешь, кого, т’Пассе: тех, кто не хочет дожить до казни.
– Все мы не мечтаем дожить до казни.
– Ага, еще бы. И не думай сама лезть в драку: ты мне нужна как старшая по Яме. Когда припечет – организуй людей. Гони вверх по сходням.
Самострел заряжается небыстро. Мне не приходилось видеть, чтобы кому-то удавалось натянуть тетиву меньше чем за пять секунд, и это в наилучшем случае; в горячке боя это время смело можно удвоить.
А сходни лишь на комариный член длинней сорока метров.
– Орбек, бери Динни, Флетчера, Аркена и Гропаза, – двое самых юных и жестоких бывших «змей» и двое жизнерадостно кровожадных огриллонов, – и как только лучники сделают первый залп в толпу, дуйте
