по сходням вверх. Ты идешь третьим, понял? Третьим. «Змей» вперед; потерять Динни с Флетчером нам легче, чем твоих. Мы обязаны захватить лебедку – если мостки поднимутся, веселью хана. Ты главный по верху. Не трать время, чтобы добивать парней у лебедки: в Яму их, мы внизу разберемся.
– Как скажешь, босс.
– Т’Пассе, прямо за Гропазом пусти еще один заслон: следующий залп придется по лебедке. После этого – в рукопашную.
– Хэри, остановись! – бормочет Делианн. – Подумай минуту, только подумай! Ты можешь придумать что-то получше.
Орбек отвечает за меня, широко ухмыляясь сквозь клыки.
– Что лучше-то?
Стражники у лебедки опускают лязгающий мост. Тот неритмично дергается в воздухе.
Я киваю Орбеку:
– Собирай ребят и пробирайтесь к мосткам.
– Как скажешь, босс. – Он волочится прочь.
– Т’Пассе… – начинает Делианн и замолкает, увидав в ее глазах пустоту. Она готова умереть.
– Я буду тянуть, сколько смогу, – говорю я. – Собирай толпу, т’Пассе. Времени мало.
Она кивает и уже готова отвернуться, но, передумав, бесстрастно смотрит на меня, холодно поджав губы.
– Это большая честь, – говорит она.
– Для меня, – отвечаю я с тем же выражением.
Она улыбается – чудо из чудес – и уходит, пробираясь между зэками, то одного, то другого уводя за плечо с собой.
Делианн в отчаянии хватает меня за руку. Пальцы его облиты горячим потом.
– Хэри, целься выше! Ты должен стремиться к большему. Умирать легко! Ты сам это говорил. С каких пор Кейн стал искать легких путей?
Конец сходен болтается уже в паре метров от пола, и у меня нет времени на всякую фигню. Я вырываю руку и огрызаюсь:
– Кейн – это просто роль, черт тебя дери! Я его придумал! Это моя фантазия! Я не Клинок, ядри его, Тишалла. Я просто Хэри Майклсон, твою мать, когда-то неплохой актер, а теперь паралитик средних лет, которому жить осталось пять минут!
–
– Если – что?
– Что, если правы все остальные? Если сказания о тебе не лгут? Что, если ты взаправду Клинок Тишалла? – спрашивает Делианн. – Если ты Враг господень?
– Ну и что тогда? Хочешь, чтобы я пожал плечами и улыбнулся? Ничего, что я калека? Ничего, что Шенну зарезали? Ничего, что мне пришлось валяться в ее горячей крови? Ничего, что мертв отец, и похищена Вера, и ничего-таки-совсем-не-надо-волноваться?! Плюнуть и
– Нет, – он мотает головой, словно извилины его рассыпались по черепу и он пытается собрать их вместе. – Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Никто не в силах ничего забыть, как ты не понимаешь? Все, что случилось в твоей жизни, – любая мелочь – оставляет по себе шрам.
Чародей склоняется ко мне, вцепившись обеими руками в плечо. Его бьет озноб, глаза закатываются, щеку дергает тик.
– Шрамы – это путь к власти, – хрипит он. Дыхание его отдает ацетоном и гнилыми яблоками. – Шрамы – это карта благодати.
Он наклоняется так близко, словно готов поцеловать меня.
– Каждый из нас – сумма своих шрамов.
Охранный наряд топочет по сходням.
Я стряхиваю его руки, отталкиваю.
– Они идут. Лучше спрячься, пока еще можно.
– Что, – произносит он ясно, – если твоя фантазия – это
Наряд сходит с мостков. Расталкивая заключенных дубинками, они прокладывают дорогу ко мне. Старший в наряде движется с хорошо знакомой мне развязностью: ждет драки. Он только не представляет, насколько серьезной будет драка.
– Хватит болтать, Крис, уматывай! – рычу я, подкрепляя слова сильным толчком, от которого чародей заваливается на бок и падает. Я закрываю глаза, чтобы не видеть муки на его лице.
Когда я поднимаю веки, наряд уже стоит передо мной. Орбек с его ребятами выжидает в десяти шагах от подножия сходен, т’Пассе ждет моего кивка чуть в стороне, подняв руку перед взмахом. Старший по наряду поднимает забрало шлема и, встряхнув ржавыми кандалами, говорит:
