— Далее подробно указано, как найти вышеупомянутый переход, — сказал Хоуп, — а в конце стоит вроде бы подлинная подпись Картера.
Он подал письмо Саре, та жадно пробежала его глазами и воскликнула:
— Это его подпись! У меня нет в этом никаких сомнений. Мы должны идти.
— Но погодите, миледи, — возразил Хоуп. — Подпись могла быть подделана. Анархисты это наверняка умеют.
— Но он пишет о нашем разговоре у камина. Это можно считать паролем. Кто ещё мог об этом написать, как не Картер?
— Вот на этот вопрос мы и должны ответить, — сказал Хоуп. — Кто-нибудь ещё мог знать об этом разговоре?
— Никто. Мы были одни.
— А он не мог кому-нибудь пересказать ваш разговор?
— Уж во всяком случае, постороннему человеку он бы ничего пересказывать не стал, — покачала головой Сара. — О таком не говорят походя. Может быть, он мог бы об этом рассказать Даскину, но больше никому. И даже если бы такое произошло, вряд ли рядом мог находиться кто-то из врагов, кто бы подслушал.
— А не могли анархисты прознать про это каким-то ещё способом? — спросил Хоуп.
— Не стоит говорить обиняками, — отозвалась Сара. — Нет, Картер не признался бы в этом даже под пытками. Он бы скорее солгал.
Хоуп ненадолго задумался.
— Но если Картер знал об этом переходе, почему же он сам не воспользовался им на пути во Внешнюю Тьму?
— Но он не знал о нем, — объяснил Енох. — Карты Хозяина требуют внимательного изучения. Не мог же он просто сказать: «Я желаю пройти к Внешней Тьме кратчайшим путём», чтобы в результате перед его мысленным взором появился Глубинный Переход. Он бы ни за что не смог узнать о нем, разве что наткнулся на него во время раздумий над картами. Мне кажется, письмо можно считать подлинным.
— Вы так думаете? — недоверчиво переспросил Хоуп. — В то время как из него следует, что самые важные люди в Доме должны рискнуть своей жизнью?
— «Час испытаний пробил для меня, — задумчиво проговорил Чант. — Кто б ни был ты — созданье тьмы иль смертный, рука моя тебя сразит».
— Вот именно, — сказала Сара. — Енох и Чант действительно очень важны для Эвенмера, но никак не я.
— Вы недооцениваете свою роль, — возразил Чант.
— Быть может, вы понадобились как заложница? — предположил Хоуп.
— Если бы речь шла только обо мне одной — возможно, — согласилась Сара. — Но не все же трое.
— Но может быть, Чант и Енох упомянуты только для того, чтобы завуалировать истинную цель?
— В таком случае это жалкая уловка, — ответила Сара. — Если бы врагам понадобилась только я, было бы написано, что со мной следует отправить десяток воинов — во избежание подозрений.
Хоуп в сердцах негромко стукнул по столу.
— Вам бы следовало изучать законы, сударыня! Поверьте, мне все это не нравится!
— Законы Вселенной не меняются так же легко, как статьи кодексов, — возразила Сара. — Нравится нам это или нет, нельзя отворачиваться от очевидных фактов: Картер просит нас прийти к нему по выручку. И в это можно поверить. О, я понимаю, мною больше движет сердце, чем разум. Если он в беде, я готова опрометью броситься к нему на помощь, забыв о любых фактах! Но здесь присутствует и логика — перед нами его подпись, а также упоминание о разговоре, содержание которого известно только ему одному. Однако, отбросив в сторону чувства, зададим себе вопрос: зачем мы ему понадобились?
В комнате воцарилось молчание.
— Можем мы ответить на этот вопрос? — задумчиво проговорил Енох. — Нет. Кто знает, с какими злобными чарами столкнулся лорд Андерсон, если отвести их от него способны только мы.
В этот вечер Енох и Чант привели в кабинет Хоупа двоих мужчин. Хоуп испытующе посмотрел на них. Первый был высок, темноволос, с седой бородой и густыми чёрными бровями. Второй — невысокого роста, полноватый, лысый, в очках. Несмотря на почтённый возраст, оба производили впечатление людей крепких.
— Эбенезер Прим, — представился первый. — Ученик Еноха.
— Кларенс Шендон, — представился второй. — Ученик Чанта. Хоуп торжественно встал и поклонился новым знакомцам.
— Господа, — сказал он, — уже двести лет, как никто не просил учеников Фонарщика и Часовщика приступить к исполнению их обязанностей. И ни разу не было случая в истории Эвенмера, чтобы обоих просили о таком одновременно. Несколько поколений учеников жили и умерли, так и не будучи призванными для выполнения своего долга, ибо, хотя Высокий Дом по воле Божьей дарует Часовщикам и Фонарщикам долголетие, таковым долголетием не наделяются их ученики. Начиная с послезавтрашнего дня вы приступите к исполнению работы, которой вы обучены, и будете исполнять её вплоть до возвращения ваших наставников либо до дня вашей кончины.
Хоуп вышел из-за стола и пожал руки обоим. Те вежливо улыбнулись, поклонились и вышли из бильярдной.
Юрист в изнеможении опустился на стул.
— Вы бледны, — отметил Енох. — Что вас так тревожит?
— Мы поручаем самую ответственную работу по Дому двоим восьмидесятилетним мужчинам, с которыми я до сих пор даже не был знаком.
Чант пожал плечами:
— Вы можете доверять им целиком и полностью. Мы обучали их с четырнадцатилетнего возраста. Они справятся.
— Справятся, — подтвердил Енох. — Правда, в последний раз я передоверял кому-либо свою работу, за исключением тех случаев, когда я ухожу заводить Столетние часы, семьсот лет назад — тогда упавший столб сломал мне ногу. Надо сказать, я тоже волнуюсь.
— А я остаюсь совсем один, — сказал Хоуп. — Не с кем будет посоветоваться.
— Бриттл управлял Домом, когда отец Картера отправлялся в странствия, — заметил Чант.
— С Бриттлом оставались вы оба, — в отчаянии проговорил Хоуп и подпёр подбородок кулаками. — Надеюсь, мне не доведётся стать последним дворецким Эвенмера.
— Если до этого дойдёт, карьера ваша будет недолгой, — сказал Чант. — Это будет означать, что анархисты победили. Хоуп скривился:
— Благодарю, порадовали.
Мистер Сполдинг восседал в мягчайшем кресле, обитом крашеным мехом белого гнолинга, попивая утренний чай, согретый на очаге, встроенном в стену, возле которой стояло кресло. Он был невысок ростом, очень стар и немного глуховат. Мистер Сполдинг обожал читать и предаваться размышлениям и ненавидел разговоры и сборища. Шестьдесят лет назад он был назначен Стражем двери, ведущей к Башням, и с тех пор каждое утро, за исключением одного-единственного дня — дня похорон своей матери, — без опоздания являлся на своё рабочее место в десять минут шестого утра, надев на себя длиннополый сюртук с бархатными манжетами и аккуратно повязав широкий галстук. Рабочее место мистера Сполдинга находилось в конце довольно длинного коридора возле белой двери, створку которой обрамляла резьба в виде побегов падуба, а на притолоке красовался девиз: «Per ardua ad astra», что означало: «Через тернии к звёздам». Дверь была закрыта на тяжёлый железный засов, выкрашенный белой краской. Был у двери и замок, но его можно было отпереть только Ключом Хозяина, и потому он был не заперт, а запирали дверь на замок только в тревожные времена. Мистер Сполдинг же был хранителем ключа от засова. По обе стороны двери возвышались каменные скульптуры стоящих на задних лапах львов. Стены коридора украшали дубовые панели, на полу лежала ковровая дорожка с рисунком в виде орхидей и букетов. В том
