Спутники преодолели Пустошь между Террасами Наллевуата и Серым Клином и должны были свернуть на восток, а потом попасть в крошечное государство Индрин.
Полдня шли без остановок. Жёлтый коридор вскоре остался позади, за ним последовали другие коридоры и лестницы, а вот комнат на пути почти не попадалось. Пустошь представляла собой проход и была необитаема. Ковры здесь большей частью истёрлись, перила потускнели, обои отставали от стен. Сара гадала, ходил ли прежде хоть кто-нибудь этой дорогой — ведь на этот раз ей и её спутникам не встретился никто. Сара решила, что преступно оставлять эти помещения безо всякого ухода. «Надо бы устроить здесь световые окна в потолке, посадить цветы, — думала она. — И ещё — деревья, как в Наллевуате, чтобы их ветви тянулись к солнцу. Но без окон здесь ничего расти не сможет».
Через некоторое время странники остановились на привал и устроили второй завтрак, сев за низкий столик, стоявший в стенной нише, обклеенной полинялыми обоями с зелёными, золотистыми и оранжевыми цветочками. На полу лежал маленький коврик с рисунком в виде лилий. Он был весь в дырочках — это потрудились мыши. Сара захватила из дома столько еды, что её хватило бы для банкета: нарезанную тонкими ломтями буженину, зелень, овощи и даже чай — правда, за время пути он остыл и теперь был холоден как лёд.
— Это пикник? — шутливо поинтересовался Енох. — Вот бы мне так угощаться во время моих обходов!
— Прежде чем мы перейдём на вяленое мясо, у нас будет ещё несколько трапез с деликатесами, — пообещала Сара. — Если бы не было так холодно, можно было бы полное удовольствие получить. Я бы и скатерть захватила, если бы точно знала, что вы не станете надо мной смеяться.
— «О женщина! Собранье совершенств! Предупредит, в беде утешит, даст совет, что сердцу будет мил, — процитировал Чант. — Но совершенства уподоблю редким яствам. Вкушай их день за днём — и вскоре вкуса след простыл».
— Тебе бы все мудрёными стишками отговариваться, — притворно обиделась Сара. — А на самом деле мужчины слишком ленивы, примитивны и невнимательны к мелочам. Все вы неуклюжи, и интересует вас только все большое и грандиозное — великие битвы, грандиозные постройки, вам бы строить пирамиды, отряжать на их строительство тысячи рабочих! Но спросить вас, как одеть и накормить ваши войска, и окажется, что вы об этом даже не задумывались! Если бы не женщины, мужчины до сих пор жили бы в пещерах и размышляли о высоких материях, поедая полусырую добычу без ножа и вилки. Практичных мыслей в ваших головах не водится.
Чант и Енох обменялись обиженными взглядами.
— Права ли она? — сам себя спросил Енох. — Быть может, и права.
— Пожалуй, — не стал спорить Чант. — Но бывало, я отправлялся в обходы вместе с тобой, и мы никогда не голодали. Не обманывайтесь, леди Андерсон. Енох — заправский повар.
— Это потому, что он прожил так долго — хватило бы на несколько сотен человек, — отозвалась Сара. — Мало-помалу и мужчина способен чему-то научиться. Но скажи-ка, что на тебе надето под шубой, Енох?
Вместо ответа старый еврей встал и расстегнул шубу. Под ней оказалась блестящая кольчужная рубаха, подпоясанная ремнём, к которому был приторочен длинный кинжал в серебряных ножнах, испещрённых рунами и украшенных топазами и ляпис-лазурью. Гарды под сверкающей рукояткой были инкрустированы слоновой костью и жемчугом.
— Этот клинок, называемый Арундайтом, я всегда беру с собой, когда покидаю Внутренние Покои. Кольчуга эта принадлежит мне издревле, она выкована из того же металла, из какого и доспехи воинов гвардии Белого Круга. Её даже пуля не пробьёт.
Енох сжал в пальцах рукоять кинжала, и его карие глаза дерзко сверкнули. Сейчас он был похож на великого воина.
— Я решила взять с собой винтовку, — сказала Сара. — Из неё лучше стрелять на большом расстоянии.
— Это верно, — согласился Енох. — Но хороша ли она на близком, вот вопрос? Опыт научил меня тому, что нож и меч, хотя они и давно вышли из употребления во внешнем мире, в Эвенмере хороши до сих пор, поскольку здесь всегда можно ожидать нападения из-за угла. Но и пистолет у меня при себе, — сказал он и похлопал по карману шубы.
— Стало быть, сжав кинжал в одной руке, а пистолет — в другой, ты становишься как бы четырехруким, то есть, иначе говоря, вдвое более защищённым, — заключила Сара.
— Предлагаю теперь, после того, как мы заслушали столь ценное замечание относительно личного вооружения, продолжить путь, — весело усмехнувшись, проговорил Чант. — «Не пора ли в путь-дорогу? Не страшась судьбы любой, испытаний многотрудных, не расстанемся с мечтой!»
Уложив в дорожные мешки посуду и остатки трапезы, все трое продолжили путь по коридорам и лестницам. От непрерывных подъёмов и спусков у Сары разболелись лодыжки. Правда, через некоторое время боль прошла, Сара повеселела и принялась негромко насвистывать на ходу. Енох узнал мелодию и стал подпевать, и они бодро прошагали ещё с полчаса. Затем старик принялся рассказывать истории, и рассказывал до самого вечера — о самых первых днях своей работы в Доме и о прежних временах, когда мир был ещё молод.
— Но кто же был самым первым Хозяином Эвенмера? — спросила Сара.
— Самого первого я не знал, — покачал головой Енох. — Говорили, будто бы Эвенмер существовал всегда, с самого начала времён. Но того человека, который был Хозяином в ту пору, когда я впервые попал сюда, звали Мардос. Это был величавый мужчина, широкоплечий, крепкий, как лев, и ума недюжинного. Чтобы кто-то вот так, как он, с копьём управлялся, я ни до, ни после не видал. Сам Дом тогда был совсем другой, он с годами изменился. Я помню время, когда залы были отделаны бронзой, а сады, что росли там, где теперь у нас буфетная, красотой и пышностью спорили с садами Вавилона. Но во времена Мардоса весь Эвенмер был сложен из камня: стены были из доломита, оникса и хризолита. Вся посуда медная, ставни и двери — тоже медные, начищенные до блеска. Было ли тогда красивее, чем теперь? Кто я такой, чтобы судить? В те времена в Иствинге — восточном крыле — водились драконы, но не такие, как тот великан, что обитает по сей день на чердаке. Этот всегда был крупнее всех прочих, и тогда его именовали Бегемотом. Нет, те драконы были поменьше, но все же ростом втрое превосходили человека.
— И пламя изрыгали? — спросила Сара.
— Конечно, изрыгали! Вот только каким образом Дом был защищён от пожаров — не припомню. А летать те драконы не умели, а может, просто не хотели. В легендах писано, что они произошли от ещё более древних змеев, таких огромных, что их крылья могли закрыть все небо. Мардос истребил их, но не потому, что сильно жаждал этого — ведь они были красивы, их чешуя отливала лиловым, зеленью и золотом при свете факелов, а головы у них были длинные и гладкие, бархатистые, как у лошадей — в тех местах, где не было чешуи, кожа у драконов была нежная и мягкая. Но, как ни были они красивы, они крали овец с Террас и людей из комнат, и в конце концов Мардос был вынужден начать их истребление. Три года он со своими людьми охотился на драконов по всему Эвенмеру, гонялся за ними со своими громадными гончими псами, здоровенными, словно волки. Наконец все драконы были убиты, и осталась только самая большая и самая злобная дракониха — Тиамат. Мардос гонялся за ней по всему Иствингу и наконец ему удалось загнать се в подземелья. Пустив вперёд собак, Мардос, оставив своих подручных позади, вошёл в логово драконихи без опаски, полагаясь на добрый меч и злобных псов. Но только он вошёл, как дверь за ним захлопнулась, а Тиамат только этого и ждала — она нарочно все так подстроила и заманила Мардоса в ловушку. Тиамат была настолько сильна, что с собаками расправилась, как с малыми щенками. Мардос, обожавший своих псов, дико разгневался и обнажил меч — то был обычный меч, Меч-Молнию тогда ещё не выковали — и вонзил его в дракониху, но удар получился недостаточно глубоким, и дракониха, взмахнув могучим хвостом, сломала меч и, изрыгнув пламя, опалила Мардоса. Половина его тела обуглилась, но он был ещё жив. Из оружия у него оставалось только копьё, но копьём, как я уже говорил, он владел мастерски. Он метнул копьё, и оно полетело туда, куда надо: попало точнёхонько в левый глаз, до самого мозга. Тиамат была сражена этим ударом. Никто не видел этого поединка. Хозяин был так тяжело ранен, что не успел сказать ни слова перед смертью, так что как все было в точности, никому не ведомо. Но когда подоспели подручные — а среди них был и я — и сломали дверь, мы нашли в темнице нашего Хозяина, увидели его сломанный меч и поверженную дракониху, в глазнице которой торчало копьё. Он был отважным
