разбудит Чанта и Еноха.
Шорох слышался все ближе. Саре уже мерещился громадный медведь. Дальше раздумывать было нельзя. Она в последний раз прислушалась, стараясь определить, откуда доносится шорох, резко вскинула винтовку и выстрелила.
Вспышка при выстреле в такой кромешной темноте показалась ослепительной, однако была слишком краткой и не осветила того, по кому стреляла Сара. Отдачей её отбросило назад, и, пытаясь выпрямиться, она услышала звериный вопль во мраке и удаляющийся топот. Чант и Енох мгновенно проснулись и вскочили.
Фонарщик быстро зажёг фонарь. В круге света никого не было видно. Чант стоял на коленях, держа в одной руке фонарь, в другой — револьвер. Енох, вскочив, обнажил кинжал. Клинок яростно сверкал, смуглое лицо Еноха было подобно лику ассирийского божества. Сара дрожала с головы до ног.
— Вы ранены? — взволнованно спросил Чант.
— Нет, оно ко мне не прикоснулось, — судорожно покачала головой Сара.
Чант встал во весь рост, высоко поднял фонарь и, отойдя футов на шесть от стоянки, осветил пятно крови на камнях. Задумчиво подняв брови, Фонарщик проговорил:
— «Не ты ли чудище сразил могучею рукой? Приди в объятия мои, спаситель и герой!» — Он прошёл ещё несколько шагов по туннелю, вгляделся по тьму и вернулся. — Не мог ли это быть человек?
— Нет, — покачала головой Сара. — Убегая, эта тварь вопила, как зверь.
Чант кивнул:
— Будем надеяться, что она не вернётся.
— Но нам имело бы смысл отойти назад, — сказал Енох, — а не то запах крови привлечёт сюда ещё кого-нибудь.
— Эта мысль просто-таки окрыляет, — мрачно пошутила Сара. Она встала и подняла с пола своё одеяло. — Не дай Бог, притащится зверюга побольше первого. Часы есть у кого-нибудь?
Енох вынул карманные часы.
— Прошло совсем немного после полуночи. Теперь моя очередь дежурить. Не лучше ли нам оставить фонарь зажжённым?
Новую стоянку устроили в двухстах ярдах от прежней дальше по туннелю. Сара улеглась и завернулась в одеяло. Перед тем как закрыть глаза, она долго смотрела на крошечный язычок пламени фонаря. Спала она плохо, но старательно прогоняла от себя сны про страшного зверя, подкрадывающегося к ней в темноте.
Остаток ночи прошёл спокойно. Перекусив, снова тронулись в путь. Сара проспала меньше пяти часов и потому чувствовала себя совершенно не отдохнувшей. Однако и оба её спутника — опытные и закалённые в странствиях люди — вид имели не самый бодрый, из чего Сара заключила, что она не в самом худшем положении, и это её немного утешило. Вот только она мечтала о чашке горячего чая.
Некоторое время путникам попадались на глаза пятна крови на камнях, но затем кровавый след исчез в сточной трубе поперечником в четыре фута. Таких отверстий потом они видели ещё несколько. Путники миновали их в молчании, боясь, что потревожат целую стаю таких тварей, как та, что подкрадывалась к ним среди ночи. Сара размышляла о том, не бывает ли в этом туннеле наводнений.
День миновал без происшествий. На пути странникам попались три ответвления от основного туннеля, но они не стали обращать на них внимания. К вечеру Сара ужасно устала от бесконечного однообразия дороги. Ей приходилось то и дело одёргивать себя, но она снова сбивалась и непроизвольно начинала считать камни под ногами. Чант тоже явно подустал, только Енох сохранял хорошее настроение и юмор и непрерывно рассказывал всякие истории, которых предостаточно наслушался за свою немыслимо долгую жизнь. Он говорил о красотах Каркассона, сверкающего под лучами утреннего солнца, о маленькой стране Доримар, где сочные луга питались водами двух рек, о лесах в долине Эрл, родине древних царей, об остроконечных крышах и зелёных домиках Ультара, где закон запрещал убивать кошек, об огромном городе Целефасе на равнине Ут-Наргай за Танарианскими холмами, где тротуары были вымощены ониксом и где шпили башен терялись в облаках. Он рассказывал о древнем Гиперборее, где упражнялись в своём мастерстве древние маги, о доисторическом Посейдонисе, который скрылся под волнами океана, о прекрасном Вандаре, городе, окружённом просторными полями, где племена кенторов пасли огромных коней. Лучшего спутника, чем Енох, трудно было себе представить. Свои истории он научился рассказывать под полной луной древней Арамеи, и когда он говорил, глаза его сверкали раскатистый голос звучал все громче, и в конце концов Чант попросил его говорить потише.
Затем последовали дни, которые не изобиловали приключениями. Туннель тянулся бесконечно, как страшный сон. Путникам не встретилось ни одного зверя. Все дни напролёт они шли и шли по туннелю, выложенному красными камнями, а потом Саре всю ночь снилось, что она идёт по этому же туннелю, и наконец день и ночь слились в одно непрерывное странствие. Настало четвёртое утро пути. Енох уже устал рассказывать истории, а Чант — цитировать стихи. В безмолвии все трое шли вперёд под звук собственных шагов. Изредка попадавшийся на глаза ползущий по стене жук стал чудом для глаз, жаждущих хоть какой- то смены изнурительному однообразию. Трещинки или выбоинки в камне хватало для того, чтобы потом ещё целый час размышлять о них.
На шестой вечер, когда спутники разделили скудный ужин, Сара сказала:
— Когда мы дойдём до конца этого туннеля, мы все лишимся рассудка.
— В такое время задумаешься о смысле жизни, — вздохнул Енох. — Как часто мы в праздности проживаем день в ожидании дня грядущего? Но как знать? Боль завтрашнего дня может заставить нас горько пожалеть об этом безмолвном туннеле. Таковы уж приключения. Потом, когда их вспоминаешь, вспоминаешь именно тяготы пути.
Сара улыбнулась:
— Жить сегодняшним днём? Наверное, ты прав. Уж конечно, в этом у тебя больше опыта, чем у меня. Но я бы предпочла поскорее покончить с этим приключением и узнать, чем завершится история.
— Согласен, — кивнул Чант. — И мне хочется поскорее вернуться к привычному зажиганию фонарей и к таким путешествиям, в конце которых тебя ждёт тёплая постель. «Звуки волшебные ночь огласят, стихнут заботы дневные. В путь собираясь, коней снарядят, сложат шатры полевые». Горячая еда и чай — вот это было бы приключение…
— О таком приключении пока мы можем только мечтать, — вздохнула Сара. — Жаль, что камни нельзя жечь, как дрова.
К утру восьмого дня странники подошли к концу Глубинного Перехода — гранитной лестнице, высеченной в стене. Скользкие ступени, узкие, без перил, поднимались вверх и заканчивались неизвестно где. Путники начали подъем. Щеки их обвевали потоки воздуха. Время от времени они останавливались и, тяжело дыша, придерживались за стену. Енох держал наготове меч, Чант — револьвер. Впереди Сары шёл Фонарщик, поэтому от её винтовки сейчас не было никакого толку. Лестница вилась зигзагом от площадки к площадке. После головокружительного получасового восхождения путники подошли к обитой железом двери, точно такой же, как та, открыв которую они попали в туннель. К их величайшей радости, засов был отодвинут, но для того, чтобы открыть дверь, Чанту и Еноху пришлось долго дёргать её изо всех сил. Друг за другом все трое вошли в неосвещённую комнату, в которой не было ничего, кроме стоявшего в самом центре вырезанного из оникса стола. Луч фонаря выхватил из мрака лестницу, ведущую на галерею, и ряд странных приборов.
Как только Чант, Сара и Енох оказались в центре комнаты, дверь за ними с громким лязгом захлопнулась, и с галереи донёсся холодный, жестокий голос:
— Бросьте оружие и сдавайтесь. Вы окружены. Бежать бесполезно. Дверь заперта, её не взорвать и тонной динамита. Объявляю вас пленниками от имени Общества Анархистов.
Хоуп сидел в своём кабинете у камина, укутав шею красным шерстяным шарфом, и читал. Он нервничал и поймал себя на том, что уже несколько раз перечитывает один и тот же абзац. Сара, Енох и Чант ушли больше недели назад. Снегопад неожиданно прекратился, вид за окном уподобился изображённому на картине зимнему пейзажу. В Доме все шло относительно спокойно, хотя время от времени поступали сообщения о том, что некоторые коридоры подвергаются изменениям. Хоуп получил известие, что главный Коридор в Иствинге стал непроходим, и он отправил туда солдат, дабы те разобрались на месте, что там случилось. Но ещё больше, чем волнения, Хоупа истерзало одиночество. Вечера он коротал в обществе
