Поднявшись на сцену, постановщик начал рассказывать о новых усовершенствованиях. Затем выключил свет в зрительном зале, и театр погрузился во тьму. Юноша с изумлением понял, что видит Дина так же отчетливо, как и прежде — тот пытался нащупать на стене другой рубильник. Быть может, где-то горит дежурный свет?
Дин дернул рубильник. Сверкнула вспышка, и в зал ворвался гул электричества.
— Перед вами чудо двадцатого века.
Огни рампы заливали сцену электрическим светом. Юноша залюбовался хитроумной системой, сочетавшей белые, красные и зеленые софиты.
— А теперь смотрите внимательно.
Дин приглушил яркость софитов — каждого в разной степени.
Квинси охватил священный трепет. С газовым освещением о таком не приходилось и мечтать. Теперь на сцене можно создавать такую зловещую обстановку, какую пожелают. Он залился радостным смехом — точно ребенок, очутившийся в кондитерском магазине.
Из недр театра донесся голос Брэма Стокера — его ирландский акцент ни с чем нельзя было спутать. Старик надрывал глотку.
— Мой выход! — воскликнул Дин. — Лучше вмешаться.
«Проследите, чтобы нас никто не потревожил», — ясно прозвучали в голове Квинси слова Басараба. Нельзя его подвести.
Чуть Дин бросился к кулисам, как юноша прыгнул на сцену и перегородил ему дорогу. Постановщик невольно отшатнулся.
— Простите, мистер Басараб не желает, чтобы его беспокоили.
— Я вложил в постановку много времени и сил, — сказал Дин. — И не допущу, чтобы Стокер все испортил.
Он попытался отстранить Квинси, однако тот даже не шевельнулся. Между тем крики из-за кулис становились все громче.
— Прочь с дороги! — закричал взбешенный Дин, позабыв о хороших манерах, и решительно двинулся вперед.
— Извините, но я настаиваю, — проговорил Квинси и вытянул руку, чтобы его остановить.
Он едва дотронулся до постановщика — а тот вдруг отлетел назад и упал навзничь посреди сцены. В его глазах промелькнули удивление и страх.
Потом Дин медленно встал и, пронзив Квинси сердитым взглядом, сошел со сцены.
Квинси застыл в полной растерянности.
Резко оттолкнувшись от стола, Стокер отъехал вместе со стулом назад и сбросил руки Басараба со своих плеч.
— Да плевать мне, кто вы такой! Думаете получить роль угрозами?
Актер пропустил вопрос мимо ушей.
— Вы дурак, а книга ваша не выдерживает никакой критики. Дракула у вас разгуливает по городу посреди бела дня. Вы ложно приписываете ему убийство матери Люси Вестенра, пожилой и больной женщины; обвиняете в том, что он скормил живого младенца своим «невестам». Называете его графом, хотя на самом деле он был князем. Для моего народа это настоящее оскорбление!
— Ваш народ до сих пор прозябает в Средневековье! Наверняка большинство румын и читать-то не умеют.
Басараб, яростно сверкнув глазами, швырнул книжку в желтом переплете на стол.
— Вы пишете о вещах, в которых не разбираетесь и которых не понимаете, и о людях, вам совершенно неизвестных. Вы профан и бездарь!
— Я не буду оправдываться перед вами, — с запинкой проговорил Стокер. — Дракула — всего лишь литературный персонаж, порожденный моей фантазией.
— Если Дракула такой негодяй, то почему он оставил Харкера в живых, хотя в замке тот был целиком в его руках?
— Вы говорите так, будто все это случилось на самом деле.
— Если бы дали себе труд навести справки в порту Уитби, то обнаружили бы, что «Деметру» действительно выбросило на скалы — только в 1888-м, а не в 1897 году..
— Я требую, чтобы вы немедленно…
— Экипаж корабля стал жертвой чумы, занесенной на борт крысами, — перебил его актер. — Моряки сошли с ума и убили друг друга. Не было никакой собаки с «разорванным горлом» и «вспоротым острыми когтями брюхом».
У разъяренного Стокера задергался левый глаз. Он указал на дверь.
— Сию же минуту.
Вдруг Басараб словно вырос в размерах, угрожающе навис над Стокером. Писатель попятился к стене.
— Люси Вестенра убил ван Хелсинг, а не Дракула. Небрежно выполнив переливание крови, старик занес девушке инфекцию. Дракула превратил Люси в вампира, чтобы спасти ее.
— Да что вы знаете о ван Хелсинге?! — воскликнул Стокер, все дальше отступая в глубь кабинета.
В свете свечей по лицу Басараба метались тени.
— Самонадеянность профессора может сравниться только с его невежеством.
Под испепеляющим взглядом Басараба храбрость Стокера испарилась. Ему стало тяжело дышать. Кого он хочет обмануть своими бессильными угрозами?
— Если вы явились сюда как защитник Квинси Харкера и намерены оклеветать меня перед судом, то предупреждаю…
— Вы очень похожи на напыщенных лицемеров из вашего романа, — произнес Басараб.
Больше Стокеру отступать было некуда. Его загнали в угол. Темнота в комнате сгустилась.
— Дракула — плод моего воображения!
— Нет! Он герой, который всеми силами пытался выжить! — В голосе Басараба звенела гордость. — Сам Папа благословил его возглавить войну против неверных. С именем Господа на устах он в одиночку выступил против Османской империи. Он
По лицу Стокера обильно стекал пот. Потирая цепенеющую руку, он привалился к стене. Комната поплыла перед глазами. Он отвернул голову, чтобы избавить себя от взгляда Басараба, проникавшего прямо в душу. Руку пронзила боль и тут же перекинулась на шею. Задыхаясь, уже оседая на пол, Стокер заставил себя посмотреть в глаза Басарабу.
— Кто ты? — прохрипел он.
Басараб взял Стокера за горло и сжал руку. На миг его лицо обратилось в оскаленную волчью морду.
— Я тот, кто вершит над тобой суд Божий!
Скривившись от отвращения, он отпустил Стокера — и в тот же миг словно рухнула дамба, сдерживавшая поток боли. Старик схватился за голову. Ему казалось, что в глаз всадили раскаленный добела прут.
Басараб отвернулся. Стокер протянул руку, моля о помощи, но из горла выходили только хрипы.
Ему оставалось лишь беспомощно смотреть, как Басараб присваивает себе самое ценное его имущество — сценарий «Дракулы».
Потом навалился мрак.
