Квинси чувствовал на себе взгляд Дина, усевшегося на боковое кресло в первом ряду. Оба молчали. Юноша все так же разглядывал свои руки, размышляя над только что содеянным. Он переступил все границы.
Слева послышались шаги. Настал момент истины.
Из-за кулис показался Басараб с папкой в руках. Бросив взгляд на Дина, он произнес:
— Вызовите врача. Боюсь, у мистера Стокера удар.
Только когда Дин взлетел по ступенькам на сцену, до Квинси дошло, что он не ослышался.
— Да чего же вы ждете? Нужен врач! — проревел постановщик на бегу и, одарив Басараба яростным взглядом, скрылся за кулисами.
Актер никак не прореагировал. Квинси посмотрел на наставника, и тот ответил кивком. Вся ответственность опять возлагалась на него; нужно делать, что велят. Он спрыгнул в зрительный зал и поспешил к выходу. Если Стокер сейчас умрет, ему уже никогда не узнать всей правды о романе, о родителях, о Дракуле. Лучше поторопиться.
— Глупцы, глупцы! — прогремел баритон Басараба. Обернувшись, Квинси увидел, что актер стоит посреди сцены со сценарием в руках. — Какие бес иль ведьма могли сравниться с великим Аттилой, кровь которого течет в моих жилах?
Квинси знал, что время не терпит, и всеже не мог сдвинуться с места. Басараб поистине
— Но дни войны миновали. Кровь в дни позорного мира слишком драгоценна, а слава великого Дракулы — не более чем старые байки.
Басараб возвышался посреди авансцены; огни рампы бросали на его лицо жутковатый свет. В его глазах читались века адовых мук. Его устами говорили кровь и злоба.
Теперь он декламировал по памяти, сценарий выскользнул из пальцев. Куда девался взбешенный волк? На потусторонних глазах слезы, каждая мышца напряжена, голова запрокинута. Какая бездна страдания! Какая тоска! Квинси благоговейно замер. А Басараб все говорил, будто слова рождались в глубинах его собственной души.[40]
— Время все-таки одолело меня, — произнес актер, глядя прямо на Квинси, выжигая каждое слово клеймом на его плоти. — В эпохе машин, политиков и разума нет места для чудищ из сельского захолустья. Выбор прост: либо развитие, либо смерть.
Ноги Квинси точно приросли к полу. Дракула Басараба — трагический персонаж. Но если актер с такой легкостью проникся сочувствием к графу, то как убедить его вступить в битву с этим монстром?
Мысль о Стокере вернула Квинси к действительности. Вылетев из театра, он побежал по улице, зовя на помощь. Какой-то мужчина назвался врачом, и вместе они поспешили обратно в «Лицей».
Такие ли союзники нужны Квинси? От Стокера теперь ничего не добиться, и это только начало. Демон выиграл первый бой, даже не пошевелив пальцем.
Глава XXXII
Артур Холмвуд вошел в главный холл особняка и, к своему удивлению, никого там не увидел. Слуги после раута вычистили все до блеска. Дом сверкал чистотой. Тихо, как на кладбище.
Он ожидал застать в гостиной расстроенную Бет: ведь званый ужин, к которому она так тщательно готовилась, завершился скандалом. Однако ее отсутствие говорило красноречивее любых слов. Похоже, жена не хотела сейчас иметь с ним ничего общего. Уэнтуорт, дворецкий, должен был дождаться Холмвуда и принять у него пальто, шляпу и трость, но тоже не показывался. Возможно, Бет намеренно отпустила его домой, чтобы муж сделал все сам: еще одна попытка расквитаться за перенесенное унижение.
В мозгу пронесся ужасающий образ — фотография мертвой Люси. Воспоминания мучили Артура весь вечер, возвращаясь снова и снова, как приступы тошноты. Надо их чем-нибудь залить. Бросив пальто и шляпу на деревянную скамью, он направился в кабинет и плеснул себе выпить. Но через мгновение хрустальный бокал выпал из его рук. Артур не верил своим глазам.
Портрет Люси висел на прежнем месте над камином.
Терпение Холмвуда подходило к концу. Какой бы обиженной ни чувствовала себя Бет, бесчеловечно сводить счеты таким образом.
В холле послышались шаги.
— Бет? — Молчание. — Уэнтуорт?
Опять молчание. По мраморному полу скользнула тень.
— Эй!
Только стук шагов в ответ.
Холмвуд выскочил из кабинета.
— Кто здесь, спрашиваю?
В холле ни души. Артур был один. Ему померещилось тихое дыхание позади, однако, обернувшись, он снова никого не увидел… и лишь тогда заметил распахнутое окно. Вот и вся загадка. Он рассмеялся над собственной пугливостью и пошел закрывать ставни. Старые товарищи по Иностранному легиону повеселились бы на славу. Закрыв щеколду, Холмвуд уже двинулся в сторону кабинета, когда уловил в воздухе знакомый запах.
В тишине прошелестел мягкий женский голос:
Холмвуд резко обернулся. Никого.
— Бет?
Звук собственного голоса показался ему неестественно громким. Где-то рядом зазвенел серебристый смех — будто доносясь со всех сторон одновременно. Артуру смех был хорошо знаком. Но это невозможно. Чувства обманывают его.
Теперь он раздавался откуда-то сверху. Холмвуд перевел взгляд на главную лестницу, и от увиденного кровь застыла у него в жилах. По ступеням с неспешной кошачьей грацией спускалась светящаяся фигура. На плечи женщины падали роскошные рыжие волосы, на белом фарфоре кожи играли лунные блики. С каждым шагом ее грудь вздымалась и опадала; глаза налились чернотой, соблазнительно манили к себе алые губы. Белое платье, подобное савану, превратилось в лохмотья и местами просвечивало.
— Люси? — ошеломленно пробормотал он.
Вновь мелодичный смех.
Холмвуду не хватало дыхания. Каждая частичка тела тянулась к ней… Но Люси умерла. Его любимая давно мертва.
Будто прочитав сокровенные желания Артура, она с сочувствием взглянула на него и промолвила:
— Я знаю, как тебе хочется быть со мной, любимый.
Голос хлынул в его душу очистительной волной. Словно время остановилось, словно и не было этой муки, растянувшейся на двадцать пять лет.
Люси вознеслась над полом.
— Смерть — лишь начало, любовь моя. Жизнь существует и за пределами бренной плоти.
Она медленно плыла к нему по воздуху.
— Нет! Этого не может быть!
Какой-то час назад он видел на снимках, что сделала с ней смерть. Несомненно, этим потрясением и
