Герцен. Was moechtest du denn?[59]
Коля. Ich spreche Russisch.[60] Солнечный день. Меня зовут Коля.
Герцен. Wunderbar![61]
Jetzt sprichst du Russisch![62]
Коля. Ich spreche Russisch![63]
Герцен. Zeig es Mami![64]
Рокко. Sta nel giardino.[66]
Мать. Следующий будет жонглировать, обнося гостей шампанским.
Герцен
Мать. Очевидно, следующий будет жонглировать. Но Италия гораздо приветливей Швейцарии, особенно к детям и пожилым дамам. Это цюрихская школа была последней каплей – сколько было шуму, когда они узнали, что учат ребенка опасного революционера.
Герцен. Я был даже рад, что мой скромный труд произвел такое впечатление на добрых бюргеров… кроме того, мы переманили оттуда лучшего учителя, так что все получилось хорошо.
Мать. Саша, ты когда-нибудь вернешься домой?
Герцен. Как же я могу вернуться? Я познал удушье, мрак, страх, цензуру – и я познал воздух, свет, безопасность и свободу печати – и я знаю, что лучше. Но есть и другая причина.
Мать. Он не имеет в виду нас, он имеет в виду мужиков.
Герцен. Да, они обманывают помещиков, чиновников, судей, полицию… и крадут у них, потому что мы их бросили. Какое им дело до нашей морали? Не красть – значит признать справедливость своей участи. На протяжении двухсот лет вся их жизнь была безмолвным протестом против существующего порядка. За них некому говорить.
Герцен. Держи его за руку в воде!
Эмма. Не знаю.
Герцен. Это с его стороны нехорошо. Без него как-то пусто.
Hатали. Письма не было?
Спасибо.
Эмма. Если он пишет, когда приедет, вы уж скажите мне.
Натали. Конечно.
Эмма. Если бы вы его любили, вы бы оставили Александра.
Натали
Эмма. Вы выбрали самое простое. Если бы вы не были в том положении, в каком от вас Георгу мало, так сказать, практической пользы, он был бы сейчас здесь.
Натали. Вы не должны унижать себя, Эмма. Вас он тоже любит.
Эмма. Я – почтовое отделение и из милости занимаю ваш второй этаж, поскольку это все, что мы можем себе позволить, – большее унижение представить себе трудно. Но я рада терпеть все это ради моего Георга. Его нельзя было узнать, когда я приехала из Парижа. Он страдал больше, чем я. Если вы не можете сделать его счастливым или исцелить его – верните его мне.
Натали. Вы так ничего и не поняли. Все мои поступки – выражение божественного духа моей любви ко всему сущему. Ваш рассудочный подход к этим вещам показывает, насколько вы далеки от природы. Георг все понимает. Он любит вас. Он любит Александра. Он любит ваших детей и моих. Нашей любви хватит на всех.
Эмма. Георг!
Натали. Георг!
Ноябрь 1850 г
Герцен
Георг. За Натали и Ольгу. Поздравляю!
Герцен. A где Эмма?
Декабрь 1850 г
Эмма. Когда мы были в свадебном путешествии, в Италии, Гeopry не понравился местный одеколон, поэтому я выписала из Парижа его любимую марку. Когда заказ пришел в Рим, мы были в Неаполе, а к тому времени, когда его доставили в Неаполь, мы уже вернулись в Рим. И так до тех пор, пока мы не получили его в Париже. Расходы были невероятные. У меня всегда так было с Георгом. Ничто не могло быть слишком