Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик

противоречащими друг другу. Профессор Фредерик Грант в своем «Ответе» на этот документ вполне справедливо пишет: «Если бы эта Конституция хоть что–нибудь сказала об основаниях таких доктрин, как вознесение блаженной Богоматери, хотя бы то, что такие доктрины основаны на истинном предании, — это уже было бы значительным прояснением для многих интересующихся. И, может быть, это позволило бы начать диалог с целью прояснить критерии истинности того или иного предания, а также выбрать мерки, согласно которым следует по–новому оценить внебиблейские учения и, если возможно, вновь определить их в категорию набожных воззрений, где (по мнению многих) им и следует находиться, — но никак не в категорию библейской догмы»[74].

Ко всему сказанному следует добавить еще одно соображение. Даже если преданиям теперь отведено второстепенное место и сказано, что они не дополняют, а лишь толкуют Писание, — а это шаг вперед по сравнению с советом в Тренте — этого далеко не достаточно. С богословской точки зрения, мы должны пойти еще дальше (подобно Христу) и сказать, что все внебиблейские предания подвержены ошибкам и подлежат исправлению с помощью Писания. С прагматической точки зрения довольно опасно утверждать, что предания — это церковное толкование Писания, само по себе обладающее авторитетом: ибо как нам узнать, какие предания ложны, а какие истинны? Во времена Христа существовали соперничавшие между собой школы раввинов, и, чтобы установить истину, Он всегда обращался к самому Писанию. В католической церкви тоже существовали и существуют соперничающие богословские традиции. И вот, для того чтобы отличить истину от лжи, подлинное от поддельного, Римско–католическая церковь обращается к magisteriwn (который, как предполагается в церкви, дан ей Христом), — то есть к авторитету в учении, которым наделен, прежде всего, папа римский: ведь его высказывания ex cathedra считаются непогрешимыми. Поэтому–то папа Пий IX и осмелился утверждать: «Предание — это я». По сути дела, Писание опять оказывается подчиненным преданию, и окончательным авторитетом снова становится церковь. Но мы должны настаивать на том, чтобы все было как раз наоборот, как настаивал на этом Господь Иисус, а именно: провозглашать, что высшим авторитетом в христианстве является Писание, ибо в нем — Бог, говорящий через Писание. И если предания передаются из уст в уста, открыты для добавлений и искажений и часто противоречивы, то Писание записано, навеки закреплено и всегда последовательно.

В то же самое время нам можно и нужно благодарить Бога за эти первые, пробные признания высшего авторитета Библии, которые «проклевываются» в конституции, подобно первым подснежникам, предвещающим конец холодов и начало весны. По крайней мере, теперь, наконец, у нас есть возможность вступить с католиками в разговор, обратиться от предания к Писанию. Теперь мы можем попросить их доказать нам, что их предания действительно являются вполне законными разъяснениями Писания, а не простыми добавлениями к нему, от которых можно отмахнуться или которые противоречат Писанию. Тогда они должны быть отвергнуты.

Современные течения в Протестантских церквах

О Римско–католической церкви, пожалуй, хватит. А что можно сказать о церквах, принявших учение Реформации? К сожалению, Протестантские церкви в середине XX столетия не высказываются по этому вопросу ясно и бескомпромиссно. На самом деле, мы стали свидетелями аномального явления: в то время, как Католическая церковь начинает признавать учение Реформации о высшем авторитете Писания, Протестантские церкви, по всей видимости, начинают отходить от своего исторического причала.

Например, на Консультационном совете по единению церквей, собравшем в Соединенных Штатах восемь различных протестантских деноминаций, имеющих в своем составе около двадцати четырех миллионов членов, было заявлено: «Мы не можем больше опираться на Писание как единственный источник Божественной истины, но должны оказывать большее признание удивительному богатству накопленных христианских традиций». Это запутанное утверждение способно легко ввести в заблуждение. Признавать удивительное богатство накопленных христианских традиций — это хорошо и правильно. Но для этого вовсе не нужно прекращать «опираться на Писание как единственный источник Божественной истины».

Я рад сообщить, что официальная позиция Англиканской церкви гораздо лучше. Хотя в англиканских кругах иногда говорят, что Писание, предания и разум составляют «одну нить, скрученную втрое», которая сдерживает и направляет церковь, и хотя в церкви есть те, кто считает эти три «составляющие» равными по авторитетности, тем не менее, официальные положения продолжают утверждать высший авторитет Писания, уделяя преданиям и разуму довольно важное место лишь в его толковании. Так, например, доклад, изданный в 1958 году Ламбетской конференцией и посвященный Библии, содержал в себе такое вот ободряющее высказывание: «Церковь находится не „над' Писанием, а „под' Писанием и вот в каком смысле: канонизация Библии состояла не в том, что церковь наделила авторитетом те или иные книги, а в том, что она признала их авторитет, изначально им принадлежавший. А почему? Эти книги несли в себе свидетельство апостолов о жизни, учении, смерти и воскресении Господа и апостольское толкование этих событий. А церковь должна всегда подчиняться этому апостольскому авторитету»[75].

Несколько практических выводов

До сих пор мы размышляли о библейском принципе (утвержденном Иисусом во время Его спора с фарисеями) и рассматривали примеры из истории (почерпнутые из официальных церковных документов, древних и современных). Теперь необходим практический вывод для того, чтобы привязать наше обсуждение церковного принципа авторитетности к реальности сегодняшнего дня. Я хотел бы предложить вам три соображения насчет того, какое место принадлежит преданиям и традициям.

Во–первых, мы должны провести еще более четкую грань между Библией и преданиями. У большинства христиан есть ряд излюбленных убеждений и привычек; некоторые из них мы, может быть, переняли у родителей, а некоторые — еще с детства усвоили как нечто принятое в нашей церкви. Многие из нас приняли это без особых рассуждений, все сразу. И евангельские верующие в этом смысле не являются исключением. Например, для нас «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрогивайся» (Кол. 2:21) часто превращаются в «не кури», «не пей», «не танцуй». Я не хочу здесь обсуждать, следует нам все это делать или нет. Я просто хочу сказать, что в Писании не содержится четких указаний по поводу этих привычек. Значит, эти запреты относятся к разряду «преданий евангельских старцев»; они не являются частью Божьего Слова. Ни один христианин не может уклониться от обязанности подумать, прежде чем придерживаться библейских преданий и принимать ответственное решение по каждому из этих вопросов. После этого он свободен либо воздерживаться от той или иной привычки, либо нет, действуя по своему разумению. Но он не имеет никакого права навязывать свои убеждения другим людям или осуждать тех, кто с ним не согласен. Нам нужно вновь и вновь повторять самим себе то, что повторял Христос, обращаясь к фарисеям: «Писание обязательно для всех, а предания — по выбору каждого».

Во–вторых, мы должны ценить предания такими, какие они есть, а не за те качества, которыми они не обладают. В своем стремлении утвердить высший авторитет Писания евангельские христиане часто относились к преданиям с презрением. Но нам не стоит презирать или отвергать их все без разбору. Некоторые из них являются церковными формулировками библейской истины. Символы веры и вероисповедания христианских церквей принадлежат именно к этой категории традиций. И они обладают великой ценностью. Более того, мы верим, что историческим развитием преданий руководил Сам Святой Дух. Профессор Джеймс Орр в своей книге «Развитие догмы»[76] доказывает, что, по мере того как шли столетия и церковь уясняла для себя доктрину за доктриной, хронологический порядок осознания этих доктрин одновременно был логическим порядком. Начала она с необходимых предварительных сведений и с Самого Бога, потом перешла к обсуждению взаимоотношений между тремя Личностями Троицы и двойной природы Христа. Далее последовали великие учения о человеке, грехе, благодати, искуплении и спасении. Разве мы погрешим против истины, если скажем, что в