Но вошла его жена, смущенно оглядела всех и обратилась к начальнику:
— Эй, жених, где же твоя невеста?
Статная женщина старалась обернуть это в шутку, но голос ее дрожал.
Сотир страшно побледнел. Вспомнил, наверное, женские следы в саду.
— Миче?!
— Нет ее. Весь дом обыскала. Я оставила ее на кухне, внизу. Возвращаюсь — нет ее... Спрашиваю Маргу, но от этой гусыни разве чего-нибудь добьешься...
Сотир с трудом перевел дыхание. Вынул револьвер. Кривой глаз выкатился — таков он, наверное, когда убивает. Повернулся на каблуках, что-то прошипел и вышел.
Полковник вращал глазами, ничего не понимая. Наконец решительно обернулся к адъютанту:
— Подпоручик, тревогу — сейчас же! И моего ординарца с конем! Постойте! Пошлите сюда первый встречный патруль: мы не можем опираться на эту
Адъютант третий раз стукнул каблуками и вышел. Нако забарабанил пальцами по виску.
«Поарестовываешь еще, подожди».
Будет дело... Раз начали убивать под окнами, значит, крестьяне, верно, подошли уже к городу... И неизвестно, кто до утра-то доживет...
Полковник сурово отрезал:
— Господа, по местам!
Затем подбоченился.
— На что это похоже? Убить полицейского пристава под нашими окнами!
И опять все замолкли. Нако вздохнул:
— Ну, это еще ничего. Может, какая-нибудь любовная история: Миндилев-то был бабником!..
Он помолчал и добавил:
— А вот другое, друго-о-е!
Ячо, прокурор, снова потрогал очки. Что другое? Повернулись к кмету и все остальные.
— Не поняли, что ли? Невесту украли. Свадьба-то впустую!
Гости переглянулись, широко раскрыв глаза. А может, им было смешно? Нако следил за ними и лукаво щурился. Да, убийство пристава, вероятно, связано с исчезновением новобрачной. Может быть, здесь целый заговор?
— Господа, все это не случайно: ни с того ни с сего не крадут невесту посреди свадьбы!
Полковник смерил его позеленевшим взглядом. А жена кмета, протянув под столом ногу, наступила на сапог мужа.
Но что она понимает, женщина! Где ей догадаться, что и над ее головой нависла опасность. Нако рассердился и дерзко встретил позеленевший взгляд полковника. Раз они, военные, все хотят делать по- своему, — пусть получают! Потом он опять обернулся к гостям:
— Сказать по правде, какая же это свадьба?
Полковник замигал: ох, и мерзавец этот Нако, тьфу! Все о своих партийных делишках думает! Дорожку себе расчищает — если что произойдет ночью, чтоб завтра опять быть на коне.
— Что ты хочешь сказать, кмет?
— Ничего.
Нако закурил сигарету. Закурил и полковник. И мерили друг друга глазами. Гости совсем притихли. О том, что сегодняшняя свадьба ни на что не похожа, никто спорить не будет. Но ведь сватали-то кмет с женой. Это всем известно в городе... А вот что из этого вышло!..
Полковник нахохлился.
— Что свадьба ни на что не похожа, это ясно. Но кто ее устроил? А я здесь посаженым ради чьих-то кривых глаз?
И обернулся к жене Нако:
— Скажи ему, Софка, чтоб замолчал, не то я за себя не ручаюсь. По чьему настоянию, если не по вашему, я вмешался в эту историю?
Нако смотрел на полковника сквозь дым сигареты. Хорошее «настояние», нечего сказать! Полковник торговался из-за этого несколько дней! И взял хорошую долю от наследства Карабелевых. Чего уж говорить — хапнул!
— Брось, Гнойнишки! Не знаю, кто прав, кто виноват, но конца этому не видно. Заварили кашу вы, военные вместе с полицией, а кто будет отвечать — одному богу известно.
И Нако прикусил язык. Едва сдержался, чтобы не перейти границы. Ведь сказать по правде, разве это управление? Когда и где было что-либо подобное — во всем мире?
Полковник побледнел.
— Хочешь сказать, кмет, что ты ни в чем не виноват? Я не я и лошадь не моя, а?
Кмет снова удержался, промолчал. Вот те на! Начальник околии набезобразничал — натворил с Миче — известно что — тьфу! А теперь — другие виноваты.
Нако засунул руки в карманы брюк.
— Вы — власть! Полиция — власть! Да прокурор еще! А разве кто-нибудь вмешался?
Ячо подскочил. И посмотрел на полковника. У того на губах выступила пена. Гости притихли. Но Нако не смутился. Так или иначе — пятно, пятно на весь город, — опозорили в самом управлении околии единственную дочь виднейших людей...
— Да, господа, и некому вмешаться! Некому, некому!
А что должен был делать он, городской голова? Будьте любезны ответить. Сидеть сложа руки? Никогда!
— В течение двадцати лет я представляю — в нашем городе — партию, имеющую неисчислимые заслуги перед отечеством, — да!
Нет, Нако не мог допустить, чтоб в его лице как главы города эта партия была опозорена, ни в коем случае!
— Значит, я должен был действовать, господа. Но как? Будьте любезны ответить!
Гости молчали. Ясно, что скандал надо было замять: он, Нако, городской голова, должен был смыть с лица города позорное пятно. И он исполнил свой долг достойно. Достойнейше! Втянул в это дело даже свою супругу. А как же иначе? Бабьи дела! Он сделал вообще все возможное — при
Нако кашлянул в кулак.
— Но, господа, в конце концов человек предполагает, а бог располагает. Правда, еще неизвестно, что происходит и что из этого выйдет, но так, как есть, продолжаться не может. Нет, нет, нет! Я говорю — нет! Мы восстановили против государства народ, уважаемые граждане! А куда нас это заведет? Подумайте! Старая мудрость говорит: «Глас народа — глас божий!»
...Полковник был сражен. Сражен по всем статьям. Ячо, прокурор, смотрел куда-то в сторону.
Но вдруг далеко, на другом конце города, словно рухнула скала. Тишина всколыхнулась. Всколыхнулась и сама белая ночь: над городом взметнулись и рассыпались тысячи комьев земли.
Гарнизон бил тревогу. Трещали барабаны, тревожно завывали трубы — сзывали со всех сторон, гнали во все стороны. Эй, собирайтесь! Эй, бегите!
...Белые, белые сентябрьские ночи!
Полковник подбоченился, поднялся на цыпочки — у него будто выросли крылья. Он смотрел на городского голову так, словно втаптывал его в землю. Трус, демагог, бесхарактерный человек, политикан!
Зал онемел, гости насторожились. Полковник смерил их тоже уничтожающим взглядом и процедил сквозь зубы:
— Значит, та-ак... Ну, господа, я такой глас божий им задам, что внуки их будут меня помнить!
