Максим встал, — не задумываясь, автоматически: при таких женщинах нельзя сидеть — и предложил гостье кресло. Она осторожно опустилась на краешек, оглядывая обстановку. Без особого, впрочем, интереса.
— Как вас зовут? — спросил почему-то Максим, чувствуя, что с приходом гостьи атмосфера в помещении как-то неуловимо изменилась. Даже дешевые итальянские бра на стене показались старинными, отлитыми из хорошей бронзы.
— Татьяна, — немного удивившись, ответила она.
— А по отчеству? — Максим не смог бы этого объяснить, но почему-то был уверен, — что она привыкла именно к такому обращению.
— Павловна. — Гостья улыбнулась одними уголками губ. — В вашем центре принято обращаться по имени-отчеству?
— Нет, конечно, — смутился Максим и неожиданно для самого себя спросил: — Вы, наверное, учительница?
— В каком-то смысле — да. — Она улыбнулась. — Во всяком случае — педагог. — А вас как зовут?
— Максим, — ответил он. Назвать отчество ему и в голову не пришло.
— Так что с Кирой? — прервала неловкое молчание Татьяна, напомнив о цели своего визита.
— Киры еще нет, — пожал плечами Максим. — Ия, честно говоря, не уверен, что сегодня она вообще появится.
— Разве она здесь не работает? — с тревогой в голосе спросила Татьяна. — Мне казалось…
— Работает, — поспешил успокоить гостью Максим. — Но сейчас она в отпуске. Появляется редко, только на самые срочные и дорогие заказы. Кажется, долги. Подрабатывает где-то на стороне. Хотите кофе? У меня хороший, настоящий. Бразильская контрабанда, — улыбнулся он как можно шире, поймав себя на мысли, что непременно хочет ей угодить.
— Хочу, спасибо, — кивнула Татьяна и бросила быстрый взгляд на его сигареты. Он его, тем не менее, заметил и протянул ей пачку, предупредительно чиркнув зажигалкой. Татьяна молча курила, пока Максим варил кофе. Потом, сделав первый глоток, тяжело вздохнула:
— Очень жаль, что я ее не застала. Очень жаль. — Она подняла на Максима грустные усталые глаза. — Максим, вы не могли бы мне подсказать, где ее можно найти? Дома телефон не отвечает.
— Так она вам должна? — спросил он, догадавшись о причинах внезапного отпуска Киры в разгар сезона. — И много? — Она молча кивнула. — Странно, а недавно дачу купила. Так хвалилась…
— Она у нас ее купила, — тихо произнесла Татьяна. — Но деньги отдала не все.
— Татьяна Павловна, — говорил Максим, — мне кажется, вы зря беспокоитесь. У Киры есть свои недостатки, но она — честный человек. Я уверен: она отдаст все, что должна.
— Я понимаю, Максим. — Татьяна смотрела в пустую чашку и говорила почти шепотом. — Я знаю Киру почти двадцать лет и не сомневаюсь в ее честности. К сожалению, для меня очень важен фактор времени.
Максим с пониманием кивнул. Немного помолчав, спросил:
— Что, это очень срочно? Нельзя подождать несколько месяцев?
Татьяна отрицательно покачала головой.
— У меня сын очень болен. Нужна операция. Дорогая. Из-за этого дачу и продали..
— Вон оно что… — в задумчивости протянул Максим. — А что с сыном? Ох, простите, я, кажется, лезу не в свое дело…
— Под машину попал. На переходе. Множество травм. Поврежден позвоночник. Лежит без движения, не говорит. Хорошо, хоть жив остался, хирург попался замечательный.
— Так ведь виновник должен все оплатить! Вы что, в суд не подавали? — возмутился Максим.
Татьяна с горечью усмехнулась.
— Нет виновника. Скрылся. Не нашли. Знают только, что большая иномарка, а их в Москве, — сами знаете, сколько.
Они замолчали, и Максим заметил, как у губ Татьяны обозначились резкие складки. Он сварил еще кофе, предложил ей сигарету. Горе этой красивой, сильной женщины было столь велико, что скрыть его она не могла, как ни старалась. Максим заскрежетал зубами от сознания собственного бессилия — ему очень хотелось ей помочь. Но Кира хороша! Знала же, стерва, все знала!
— Вот что мы сделаем, Татьяна Павловна… — Максим закурил. — Я постараюсь сегодня же найти Киру и серьезно с ней поговорить. Не могу ручаться за результат, но сделаю все, что в моих силах. Оставьте ваш телефон. Как только что-то прояснится — позвоню.
— Спасибо вам, Максим. Большое спасибо. Если вы мне поможете, вы сделаете доброе дело. — Надежды, однако, в ее голосе не было.
Хлопнула входная дверь, и по коридору со слоновьей грацией прошествовал Константин. При виде Татьяны его физиономия вытянулась, как у дядюшки Тыквы из знаменитого мультфильма про Чиполлино.
— О! Какие люди! Мое почтение! — Он церемонно поклонился.
— Здравствуйте, Константин Михайлович, — произнесла Татьяна.
— Забастовка пролетариев умственного труда? Или прогул? — хохотнул Бар, махнув рукой Максиму. Не дожидаясь ответа, он протопал к своему кабинету. У двери остановился и, обернувшись, спросил: — Татьяна, а ты, часом, не ко мне? А то — прошу!
— Нет, Константин Михайлович, нет, — поморщилась гостья. — Я к Кире. А ее, оказывается, нет.
— Ладно, — кивнул Баргузов. — Если что, я у себя. — Он прикрыл за собой дверь.
Максим с изумлением смотрел на Татьяну; в его глазах читался немой вопрос.
— Да, — нехотя кивнула она. — Мы знакомы. Я работаю у Константина Михайловича. Свободный рынок диктует свои законы и навязывает свои правила игры.
— Работаете? У него? Где? — срываясь на фальцет, воскликнул ошеломленный Максим.
— Домработницей, — развела руками Татьяна. — Болезнь сына — вещь дорогостоящая, а педагоги нынче не в фаворе у правительства. Моей зарплаты и на лекарства не хватило бы. Я пойду, пожалуй, — добавила она после неловкого молчания.
— Да, конечно, — кивнул Максим. — Всего вам доброго, Татьяна Павловна. Что-нибудь выясню — обязательно позвоню.
— Спасибо вам, Максим, еще раз спасибо. — Она виновато улыбнулась и ушла, унося с собой ауру спокойной мудрости и долготерпения. А Максим стоял, точно истукан, стоял, тупо глядя на давно закрывшуюся дверь и чувствуя, как что-то давно забытое, доброе коснулось его крылом — и улетело. Он давно не встречал таких людей. Они были реликтами, посланцами из далекого прошлого, описанного великими романистами. Их еще удавалось встретить в советскую эпоху, редко, но удавалось.
А сейчас… Максим был уверен до сегодняшнего дня, что они вымерли, как вид, абсолютно не способный строить свою жизнь на базе товарно-денежных отношений. Они являлись выходцами из той эпохи, когда людей оценивали по силе духа, таланта, по способности сопереживать. Если, конечно, была когда-нибудь такая эпоха.
В непроглядной тьме наших «измов» они, как первые христиане, несли людям свет, не думая о том, что большинство — то самое молчаливое большинство всегда или слепо, или заражено очередной идеей очередного вождя. И ему, большинству, все равно, свет вокруг или тьма.
Глава 13
Это непонятной природы пятно на роскошном покрывале не давало ей покоя уже несколько дней. Рискнуть, что ли, и попытаться выстирать его в машинке? С другой стороны, надпись на этикетке однозначно запрещала это делать. Наверное, все-таки придется нести в химчистку. А в чем нести? Покрывало огромное, с толстым ворсом и длиннющей бахромой. «Нужен чемодан», — решила Татьяна. Во время уборки она где-то видела несколько чемоданов. Но где? Точно, наверху.
