груди обнаруживались две выпуклости, указывающие на принадлежность к прекрасной половине человечества. Из-под халата виднелись голубые мужские кальсоны, чуть прикрывающие устрашающего вида кроссовки с неровно приклеенным гордым логотипом «Адидаса».
— Да, конечно, извините. Меня зовут Татьяна. — Она смущенно улыбнулась и протянула руку. В нос ударил какой-то знакомый, но давно забытый запах. В сочетании с затхлостью комнаты запах производил нокаутирующий эффект. «Господи, да это обычный перегар, — промелькнула мысль, — только очень резкий».
— Ты, девонька, ручонку-то не тяни. — Существо почесало щетину над верхней губой и осторожно погладило большую волосатую бородавку на щеке, чем вновь вызвало сомнения относительно своей половой принадлежности. — Так только жлобы знакомятся.
— Простите, я не понимаю. — Татьяна с облегчением отдернула руку.
— А чего тут понимать? Банку поставь, колбаски-огурчиков порежь. Дернем по стопарю вот и познакомимся.
— Какую банку? — в недоумении прошептала Татьяна. — А, ну да, конечно. Я поняла. Сейчас муж вернется. Тогда и решим.
— Ты замужем, что ли? — почему-то удивилось существо и сорвало костлявой рукой дырявый платок с головы, обнажая несколько клочков седых, давно не мытых волос, расчесанных на пробор, очень похожий на обычную лысину. Стало ясно: женщина. По крайней мере, бывшая.
— А что вас так удивляет? — Татьяна пыталась не дышать, поэтому говорила с трудом, почти шепотом. — Что в этом необычного?
— Все необычно. — Существо принялось почесывать чуть ниже спины. — Какой же нормальный мужик свою жену в такой глютеус максимус засунет?
«Глютеус максимус — на латыни, кажется, задница, — вспомнила Татьяна. — Однако мы только с виду вчера из пещеры!»
— Не москвичи, что ли? Из Кислодрищенска Мухосранской губернии в столицу пожаловали? — спросило существо.
— Да нет, москвичи. — Татьяну развлекала дворовая витиеватость речи соседки. — Коренные. Я на Арбате родилась, муж — в Сокольниках.
— А что же тогда… — начала было соседка, но вдруг сразила Татьяну наповал своей логикой: — Сами разбирайтесь. Не мое это дело. — Обдав Татьяну густым кислым выхлопом, ока удалилась в коридор.
— Погодите, — спохватилась Татьяна, скорее из вежливости. — А как вас зовут?
— Забыла. Банку поставишь — вспомню! — раздался из комнаты плохо поставленный баритон. Очевидно, это была шутка, потому что из другого конца квартиры послышался трубный хохот.
В этот момент щелкнул замок, и в коридор осторожно, брезгливо морща нос, вошел Сергей.
— Привет, мамулька! — Он чмокнул жену в щеку, старательно делая вид, что ничего страшного в их жизни не произошло и все эти изменения — явление временное.
— Привет, — устало улыбнулась Татьяна. — Тут соседка бутылку требует, иначе отказывается знакомиться. Колоритнейший, скажу тебе, персонаж. Изъясняется на смеси латыни с лагерной феней, а пахнет — закачаешься!
— Не до бутылок, Танюша. — Сергей закурил, подошел к окну. — Я только что из больницы. Встретил там Лившица.
— Что? Что-то не так с Илюшей? — встревожилась Татьяна.
— С Илюшей все, как прежде… — Сергей собрался с духом и снова заговорил: — Лившица я не совсем правильно в последний раз понял. Пятьдесят тысяч — это только цена операции. А еще — плата за больничную койку, лекарства, послеоперационные процедуры. Кроме того, только один из нас должен ехать. Билеты, гостиница, питание…
— Стоп, — остановила мужа Татьяна. — Короче, сколько еще надо?
— Минимум тысяч двадцать, — с грустью ответил Сергей. — Это — если все пройдет удачно.
— Ясно. Что будем делать?
— Кира не звонила? — осторожно спросил Сергей.
— Куда она должна звонить? — невесело усмехнулась Татьяна. — Если бы и хотела — номера не знает.
— Да, ситуация… — Сергей почесал в затылке. — Было бы у кого одолжить…
— А отдавать чем? Комнатой в коммуналке?
— К концу лета я твердо рассчитываю получить деньги за проект, — тихо проговорил он.
— Ты сам-то себе веришь?! — Татьяна сорвалась на крик. — К концу прошлого лета ты тоже рассчитывал!
— Ну, Танюша, теперь ситуация иная. Сейчас продажей занимаются профессионалы.
— Тем более. Кто тебе сказал, что они с тобой делиться будут?
— А что делать-то, Тань? — чуть не плача, спросил Сергей.
— Думать, Сережа, думать. — Она прижалась к нему, стараясь загладить резкость своих слов. В конце концов, муж ни в чем не виноват. — Что-нибудь обязательно придумаем.
Глава 12
Максим сделал два глотка и, дождавшись, когда тепло черного бразильского солнца разольется по всему телу, потянулся за сигаретой. Уже несколько дней разговор с Петелиным в машине не выходил у него из головы. Следствие зашло в тупик, и крайним, по старому русскому обычаю, окажется скорее всего Кровель. Петелинский «загашник» опустел: все, кого он проверял, имели хорошее крепкое алиби. Против Кровеля, собственно, тоже был только тот факт, что он находился на месте преступления. Отпечатков его пальцев на пистолете нет. Мотивы… Может, они и имелись — у всех компаньонов рано или поздно возникают разногласия. Но не убивать же из-за этого? Тем более так нелепо. Убил — и сидит, ждет милицию.
Слишком много натяжек. Да и версия, на которой настаивает Кровель, звучит вполне логично. Того, кто звонил в милицию, найти так и не удалось. Однако этот факт ни о чем не говорит. Ну, боится человек чего-то. Не хочет связываться со следствием — по причинам, известным ему одному. Отнюдь не факт, что звонил именно убийца, имевший целью подставить Кровеля. С другой стороны, если основываться на его, Кровеля, показаниях, то толстяк должен быть его хорошим знакомым. Ну в самом деле, не стал бы Генин срочно вызывать Кровеля из-за человека, которого Кровель не знает.
Максим начал вспоминать детали, рассказанные ему Петелиным. Двое толстяков, которых Максим не знал, отпали сразу. Один все время находился в офисе, что подтвердили человек двадцать. Второй — вообще за границей. Наиболее вероятным «претендентом» являлся Нефедов. Но — до показаний отставного полковника, не верить которому было бы верхом идиотизма. Да и толстяком Нефедова мог бы назвать только человек с плохим зрением, а сосед Генина этим не страдал. Оставался Баргузов.
Здесь сходилось все: и мотивы имелись (Бар — просто сволочь, не умеющая зарабатывать деньги самостоятельно, и Генин давал ему это понять), и возможности (для него человека убить — что стакан воды выпить), и фигура. Действительно — толстяк.
Но… Своим-то глазам Максим, слава богу, верил.
Звонок в дверь прервал его детективные изыскания, и на экране монитора появилась миловидная женщина с грустным неулыбчивым лицом. Максим удивился, но дверь открыл.
— Здравствуйте, — проговорила женщина приятным, но усталым голосом. — Мне нужна Кира.
— Добрый день, — ответил Максим, разглядывая гостью. Она не походила ни на одну из клиенток Киры. Вообще, она казалась здесь чужеродным элементом. Самый минимум косметики. Высокая, чуть полноватая. Недорого, но со вкусом одета. Красивое лицо с первыми признаками увядания. Умные глаза интеллигентки как минимум в третьем поколении. Интеллигентностью веяло и от лица, и от манеры держаться — скупые, точные движения, не имеющие целью выставлять напоказ свои прелести. Такие люди, как правило, знают себе цену, но, к сожалению, не всегда ее получают.
