строго засекреченным. В самом Альянсе о нем знает лишь несколько десятков человек. За пределами Альянса, как я смею надеяться, ни одного. В твоей голове содержится слишком много секретной информации, чтобы мы могли отпустить тебя в свободное плавание.
В принципе я догадывался об этом и раньше. Но когда Сол озвучил мои опасения, мне стало немного не по себе. Потому что перспективы передо мной вырисовывались очень уж неприятные.
– Мне только не совсем ясно, к чему этот разговор, – сказал я. – Я и так полностью в вашей власти, и вы можете делать со мной все что угодно. А потом вы можете кремировать мой остывший труп и развеять пепел по ветру, чтобы никто ничего не узнал о ваших супербуперзасекреченных мегапроектах. С чего вдруг такие откровения, полковник?
– Во-первых, я привык играть начистоту, – сказал Сол.
Ага, так я ему и поверил.
Не слышал я еще ни об одной спецслужбе, ни в моем времени, ни в любом другом, сотрудники которой привыкли бы играть начистоту. Крапленые карты, пара тузов в рукаве и авианосец поблизости, вот как играют разведчики всех времен и народов. Не вижу причин, по которым разведка будущего смогла бы столь эволюционировать.
– Но это, как ты понимаешь, не главное, – сказал Сол, очевидно уловив недоверчивую усмешку на моем лице. – Я давал присягу, и по своей работе я могу обмануть любого, если буду уверен, что этот обман пойдет на пользу Альянсу.
А вот это уже больше похоже на правду.
– Дело в том, что некоторые из дальнейших процедур, которые тебе предстоят, потребуют твоего согласия. Не формального согласия и не подписи на документах, как ты понимаешь. Ты внутренне должен быть готов подвергнуться им. Иначе результат будет труднопрогнозируемым. Помимо прочего лучше, если ты будешь пребывать в состоянии покоя. А человек, не уверенный в своем будущем, в состоянии покоя по определению пребывать не может.
– Звучит разумно, – сказал я. – И что же ты готов мне пообещать в обмен на сотрудничество, полковник Визерс?
– Я предпочел бы, чтобы ты продолжал называть меня Солом.
– Как скажешь, полковник.
На эту мою реплику Сол никак не прореагировал.
– Я мог бы пообещать тебе многое, – сказал он. – Вплоть до свободного поселения на одной из малоосвоенных планет, где ты мог бы заняться фермерским хозяйством.
– Мне никогда не хотелось стать фермером, – сказал я.
Впрочем, на это замечание Сол тоже реагировать не захотел.
– Но по факту ты никогда не сможешь избавиться от надзора СБА, – сказал Сол. – Поэтому лучшим вариантом будет, если ты согласишься работать на нас.
Не могу сказать, что я был сильно удивлен. Когда я услышал о предстоящем «серьезном разговоре», я ожидал именно чего-то в этом роде. Также я не могу сказать, что я готов был Солу поверить.
– Какую же пользу необразованный дикарь из прошлого может принести вашей конторе? – поинтересовался я. – Даже если вспомнить о «небольших особенностях» моего мозга, мне трудно поверить, что вы готовы поручить мне оперативную работу.
– Конечно же нет. Об оперативной работе и речи не идет, – сказал Сол. – Скорее я подумывал о зачислении тебя в аналитический отдел. Твоя память поможет тебе быстро освоиться на новом месте, ведь дело придется иметь с информацией. Работа в офисе, проживание в одном из принадлежащих СБА зданий… Могу тебя уверить, все наши сотрудники так живут.
– И Большой Брат наблюдает за ними, – сказал я.
Этого выражения полковник Визерс не знал. А я не стал брать на себя труд объяснения. Пусть загуглит, если ему интересно.
Итак, по каким-то причинам потомкам необходимо, чтобы я чувствовал себя в безопасности и дал «внутреннее согласие» на продолжение экспериментов, которые лично мне на фиг не нужны.
В это еще можно поверить. Возможно, все упирается в какие-то их технологии, в которых я ни бельмеса не понимаю. В двадцать первом веке человеческий мозг и принципы его работы оставались одной из главных загадок мироздания.
Полковник Визерс хочет меня успокоить и получить это самое «внутреннее согласие».
Сие понятно. Но это совершенно не означает, что я должен полковнику Визерсу верить.
С другой стороны, версия об аналитической работе под постоянным надзором СБА выглядит на порядок убедительнее версии о «свободном плавании», в которое они могут меня отпустить. Потому что во все времена ни одному человеку не позволят беспрепятственно разгуливать по планете, или в данном случае по нескольким десяткам планет, с секретной информацией в башке.
Но самой убедительной все равно оставалась версия о «расходном материале». Тело в крематорий, и концы в воду. Никакой дополнительный надзор не нужен, и секреты совершенно точно останутся секретами.
– Вероятно, ты сейчас думаешь о том, что я лгу, – сказал Сол.
– Согласись, такая мысль вполне могла прийти в мою голову. Человек, который никому не доверяет, вряд ли может ждать, что другие будут безоговорочно верить ему самому. Разведчик – это профессиональный лжец.
– Ты журналист, – заметил Сол. – Эта профессия тоже подразумевает способность лгать.
– Приятно видеть, что за все эти века отношение людей к журналистике не претерпело особых изменений, – сказал я.
– Мы можем продолжить и без твоего согласия, – сказал Сол. – И продолжим, даже если не получим его. Пусть это и создаст нам определенные трудности. В любом случае тебя ожидают долгие, неприятные и, не буду врать, весьма болезненные процедуры. Сейчас я просто пытаюсь облегчить себе жизнь. И тебе тоже.
В первую часть его заявления мне было поверить гораздо проще, чем во вторую. На самом деле я встречал не так уж много людей, которые старались облегчить мне жизнь. Зато осложнить ее пытались многие.
– Сейчас я расскажу тебе кое-что о мире, в который ты попал, – сказал Сол. – Без подробностей, и вряд ли ты сможешь сложить в своей голове общую картину, но все же… Демократический Альянс включает в себя десятки планет. На этих планетах живет девяносто процентов человечества. Того самого человечества, к которому принадлежишь и ты. Речь идет о десятках миллиардов людей, ты это понимаешь?
– Если сейчас ты скажешь, что жизнь этих десятков миллиардов зависит от меня и от моего решения, я рассмеюсь тебе в лицо, – предупредил я.
– Жизни этих десятков миллиардов зависят от множества факторов, – сказал Сол. – И феномен твоей памяти является лишь тысячной долей процента, если и не того мельче. Но иногда бывают ситуации, когда многое зависит именно от тысячных долей.
– Еще секунда, и я начинаю смеяться в лицо, – сказал я.
– У Альянса есть проблемы, – сказал Сол. – И не просто проблемы, а серьезные угрозы его существованию. А следовательно, и существованию всего человечества.
– Вряд ли ключ к решению этих проблем, какими бы они ни были, хранится в моей голове.
– Это верно, – согласился Сол. Он щелкнул клавишей на столешнице, и левая стена превратилась в монитор, как я этого и ожидал.
На мониторе был изображен офигительный чувак. В смысле, посмотришь на такого чувака и сразу офигеешь. Лично я офигел.
Мне несколько раз доводилось бывать в байкерских клубах. Каждый уважающий себя байкерский клуб должен числить в своем составе несколько старожилов, этаких парней, которые родились в кожаных куртках, пьяными, бородатыми и с «Харлеем-Дэвидсоном» между ног.
Они массивные, высокие, толщина их рук сопоставима с толщиной ног футболиста, в их фигурах легко угадывается первобытная варварская мощь, а в их глазах читается нескрываемая угроза. Они носят кожаную одежду с большим количеством металлических заклепок, не боятся ни черта, ни дьявола, всегда
