А тут, в подземелье, ему оставалось только подороже продать свою жизнь. Рык этого не сказал, и никто из ватажников этого не сказал, но и так было ясно – они все готовились умирать.
Хорек крепче сжал зубы, чтобы не стучали они, чтобы не позорили перед ватажниками. Сейчас он умрет. Меч ударит его в грудь, или копье пронзит насквозь, или нож полоснет по горлу…
– Сейчас я умру, – беззвучно, одними губами прошептал Хорек.
Теперь он видел даже огонь факелов – не отблески на мокрых камнях, а живое пламя. И даже начал различать лица людей, держащих эти факелы.
Много факелов. Не меньше десятка. И это только возле входа в зал – то, что он мог видеть. Но наверняка там, сзади, идут еще люди. Столько же? Сотня? И все они хотят убить его и ватажников, отомстить за гибель своего предводителя, Старого Крыса.
А где-то плачет маленькая княжна. Кричит от страха. И кто-то тянется к ее глазам, собираясь навсегда погасить их.
Хорек до боли прикусил нижнюю губу. Не получился у него подвиг, не вышло из него славного витязя для легенд и былин. Умрет он в вонючей липкой воде.
А если его тяжело ранят и он упадет в эту гнилую воду? Он будет еще жив, но вода потечет в рот, в горло, зальет его грудь, затопит сердце… Он захлебнется этим смрадом.
Рядом слышалось дыхание ватажников. Спокойное, размеренное. Сзади, постанывая еле слышно, дышал меняла.
Он – боится. Но остальные, остальные… даже Щербатый, который первый раз попал в такую переделку, тоже дышит – слева от Хорька – спокойно.
Высокий детина с факелом в руке остановился на пороге храма, протянул вперед руку, чтобы осветить зал подальше. Пламя отразилось в воде. Детина держал факел в левой руке, в правой был здоровенный кинжал. Он осторожно шагнул вперед и вправо, прислоняясь спиной к стене и пропуская в зал следующего.
Тот был без факела – обеими руками держал наготове самострел. Стрелок шагнул влево, направил самострел в темноту. И Хорьку показалось, что именно его, Хорька, ищет, пытается высмотреть в глубине зала болт.
Вошли еще четверо с факелами, тоже остановились возле входа, стали редкой цепью, осветили всю стену. Они не хотели, чтобы кто-то остался сбоку, проскочил мимо них.
Еще четверо с самострелами. И пятеро с мечами и кинжалами в руках.
«Много», – подумал Хорек. Слишком много. Кто-то еще остался в коридоре. Неверный свет факелов выхватывал ноги в сапогах и край длинной одежды.
Певец?
Рык говорил, что слепой певец шел впереди остальных, но Рык мог и ошибиться. Он, конечно, редко ошибался, но ведь в такой темноте спокойно можно спутать кого-нибудь со слепцом.
– Чего стали? – хриплым, застуженным голосом спросил один из тех, что вошли в зал последними. – Пошли.
– Сам не хочешь пойти первым? – спросил стрелок. – А то все сзади идешь. Ты, Сухарь, особо не распоряжайся тут… Крыса нету, никто за тебя, как в прошлом годе, не вступится, если что… На сходе все вспомнится, имей в виду…
– Не сомневайся, Штырь – прохрипел Сухарь. – Отвечу. Но пока воля Старого Крыса еще не исполнена, будешь ты, сука, делать все, как я скажу. Или даже до схода не дотянешь. И остальные имейте это в виду.
– Не собачьтесь, – сказал высокий худощавый мужик с мечом и факелом в руках. – Если мы убийц Крыса упустим, то на сходе всем нам будет невесело.
– И то верно. Пошли, Крысы, – сказал кто-то из стрелков. – Ведь уйдут.
Сухарь шагнул вперед.
Хорек затаил дыхание. Кто из этих людей, пришедших за его жизнью, умрет первым? Кто-то из стрелков. Это точно. Сначала нужно их убить. Их пятеро, значит, в ответ выстрелят только двое.
А кто умрет первым из стрелков? Тот, что спорил с Сухарем? Штырь? Или вон тот, что идет справа?
А кто из них убьет Хорька? Стрелок всадит болт в голову? Или мечник эту голову Хорьку снесет? Или, может, вон тот мужик всадит свой кинжал Хорьку в живот?
– Десять, – неслышно пробормотал Хорек, удивился и только потом сообразил, что считает шаги Крыс. – Одиннадцать. Двенадцать.
Один из факельщиков поскользнулся, рухнул в воду, подняв столб брызг и выронив факел. Вскочил, ругаясь и отплевываясь.
– Козел! – бросил через плечо Сухарь. – На ногах не стоишь…
Пятнадцать. Шестнадцать.
Свет факелов по воде стал подбираться к ватажникам. Хорек почувствовал, как чья-то рука подтолкнула его к колонне поближе. «Нужно спрятаться», – сообразил Хорек.
Семнадцать.
Крысы идут тяжело, высоко подняв над головой самострелы и факелы.
Восемнадцать.
Рык говорил, чтобы подпустили в зал шагов на двадцать. Или на тридцать, но тогда свет доберется до ватажников, предательски блеснет на их оружии, отразится в их зрачках.
Девятнадцать…
Щелкнула тетива самострела над самым ухом у Хорька, но тот даже не оглянулся – смотрел вперед, на приближающуюся цепочку людей.
Один из стрелков взмахнул руками, выронив самострел, и, упав на спину, исчез под водой. Еще не сомкнулась над ним вода, как захрипел второй, хватаясь за пробитое горло, а третий удивленно посмотрел на свою грудь, из которой теперь торчало оперение болта.
Крысы замерли. Слишком быстро все произошло. Только миг назад они были охотниками, а теперь превратились в добычу… Сухарь замешкался с командой.
Хорек спохватился, оглянулся назад, бросился к Деду, который уже возился с самострелом, бормоча ругательства вполголоса.
– Я помогу! – Хорек, сунув рогатину под мышку, вцепился в самострел, потянул на себя.
Сзади закричали.
Болт звонко ударил в стену, отлетел в воду вместе с кирпичной крошкой. Второй болт ударил пониже, ушел в воду между колоннами.
– Вперед! – прохрипел Сухарь. – Порвать их, мать вашу! Порвать!
– В сторону! – крикнул Дед, вкладывая в самострел болт. – Не мешай!
Хорек метнулся в сторону к колонне.
Факелы были уже почти рядом.
Кто-то с мечом в руках – черная громадина на фоне огня – оказался уже между колонн, замахнулся; но коротко блеснул меч справа – и черный человек замер, покачнулся и упал, разворачиваясь лицом кверху. Свет факела осветил грубые черты лица, черную повязку на глазу, усы и небольшую бородку.
Щелкнули одна за другой тетивы самострелов – еще двое стрелков у Крыс упали в воду, и один факельщик, тонко вскрикнув, опрокинулся навзничь.
– Бей-руби! – взревел Дылда, обрушивая свой меч на Крысу. – Бей!
Первый удар Крыса отразил, но второй раскроил ему голову.
Кривой что-то орал рядом с Хорьком, отбиваясь сразу от двоих, отводя выпады противников мечом и кинжалом попеременно.
Хорек присел и ударил рогатиной снизу вверх из-под воды. Лезвие вошло в живот одному из противников Кривого как раз в тот момент, когда он замахивался мечом. Меч выпал, задохнувшийся от боли мечник стал валиться набок, и Хорек с ужасом понял, что не успевает вытащить рогатину, что сейчас останется без оружия и придется драться кинжалом…
Кривой снова что-то неразборчиво прокричал, отрубил своему противнику руку вместе с оружием, оглянулся быстро на Хорька и левой рукой, не выпуская рукоять кинжала из пальцев, высвободил его рогатину из трупа.
