ничего ему не говорят, водят по городу под дождем…
Но все его приготовления пошли прахом: и Карасю, и слугам было не до того, где ходили и что делали ватажники.
Перед дверью «Двух ложек» стояла толпа. Люди что-то кричали, бранились, кто-то стучал в дверь, плакали дети. Вообще на улицах почему-то было много народа.
Ватажники решительно раздвинули толпу, протиснулись к двери. Враль постучал каблуком, прислушался, но из-за галдежа так ничего и не разобрал. Снова постучал. И снова не понял, ответили ему из-за двери или нет.
– Тихо! – крикнул он толпе, но никто не обратил на него внимания.
– А-ну! – заорал Дылда так, что перекрыл общий крик. – Замолчали все, а то языки повырываю.
Толпа ошарашенно смолкла.
Враль снова постучал в дверь.
– Мест нет! – ответили из-за двери.
– Я тебе сейчас! – крикнул Враль. – Ноги повыдергиваю и в задницу засуну. Для постояльцев у вас мест нет?
Открылось крохотное зарешеченное окошечко, за ним появилась испуганная физиономия слуги.
– Не признал? – спросил Враль.
– Так ведь шумят и ломятся, – пожаловался слуга. – Только дверку приоткрыл, как бросются прямо толпой! Мы еле дверь закрыли, честное слово.
– Мы не пустим, – пообещал Враль и повернулся к толпе. – Мы с товарищами живем в этой харчевне со вчерашнего дня. Сейчас нам откроют дверь, и мы пойдем спать. Если кто за нами сунется, вот он, – Дылда сделал зверское выражение лица, которое в неверном свете фонарей показалось людям совсем уж нечеловеческим, – будет руки-ноги отрывать.
– А нам куда идти? – спросил насквозь мокрый мужичонка в тулупе. – Еле живые вырвались, а тут и голову некуда прислонить. Нам бы хоть от дождя спрятаться…
– Из вас кто-то город знает? – спросил Кривой у толпы.
– Ну, я знаю, – сказал мужичонка.
– Тогда веди свою ораву на площадь рыночную. Там ларьков всяких, навесов да прилавков – найдете что-нибудь. Если замок где сломаете, так вас простят, только чужого не берите. Знаете, что тут за воровство бывает?
– А как же не знать, – вздохнул мужичонка. – Собачки.
– Ну, так идите, чего встали. – Кривой махнул руками словно на домашнюю птицу, что полезла в огород. – Кыш!
– Пойдемте, люди добрые, – закричал мужичонка, нахлобучил на голову мокрую заячью шапку и пошел вперед. Толпа двинулась следом.
Только после этого открылась дверь харчевни.
От чинности и спокойствия «Двух ложек» не осталось и следа. Карась метался по коридорам и залу, кричал на слуг, а те носились сломя голову, стараясь поспеть везде.
Зал был забит людьми. Воняло псиной от мокрых тулупов и шуб, плакали дети, взрослые разговаривали, пытаясь друг друга перекричать. Люди лежали и сидели на полу в коридорах, на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, так что ватажникам пришлось народ раздвигать, а где и расчищать проход силой.
Коридор перед их комнатой тоже был забит.
– Если кто из них в нашей комнате – порежу, – пообещал Кривой. – Вначале тех, что в комнате, потом тех, что в коридоре, а потом уж и Карася.
Но в комнате был только слуга с палкой в руках. Увидев ватажников, он палку опустил и вздохнул с неимоверным облегчением.
– Держи. – Враль сунул ему чешуйку – слуга расцвел, поклонился и ушел.
– Пожрать, я так понимаю, не получится, – сказал Враль. – И обсушиться толком – тоже.
Полоз молча стащил с себя мокрую одежду и сапоги, бросил на пол, сам оделся в сухое и лег на постель, отвернувшись к стене. Враль вогнал нож в стену и повесил на нее свою куртку. Ватажники переоделись, стали укладываться.
– А ведь мы живые… – сказал Дед. – Я уж и со светом белым попрощался в подземельях.
– И я, – сказал Враль.
– С меня жбан браги, – сказал Кривой и хлопнул Рыка по плечу. – Если бы ты полез в драку в коридоре, то певец нас бы там всех и порешил. В храме он себя плеском выдал, а в коридоре, в темноте да по сухому…
Хорек закрыл глаза, торопливо открыл: из темноты на него смотрело лицо слепого певца с пустотой под веками.
Враль сунулся тушить лучину, но на него прикрикнул Кривой:
– Не трогай, пусть горит. С меня сегодня темноты хватит.
– И с меня, – поддержал его Дылда.
Хорек ничего не сказал, но был рад, что свет не стали гасить. Он лежал на спине, подложив руки под голову, смотрел в закопченный потолок и вдруг почувствовал, как на глаза навернулись слезы.
Он жив.
Рыбья Морда – умер. Щербатый. Горбун и еще полтора десятка человек.
А он… он жив. И он убил сегодня двоих.
Вспомнилось, как наваливается тяжелое тело на рогатину… как поддается, легко поддается чужая плоть под его кинжалом…
Хорек перевернулся на живот и всхлипнул, зажимая ладонью рот. Он знал, что нельзя плакать, что ватажники так не поступают, что настоящие мужики не плачут, но ничего не мог с собой поделать, кроме как крепче зажимать рот и глотать рыдания, душившие его.
Он не видел, как Кривой потянулся к нему рукой, но остановился, натолкнувшись на сердитый взгляд Деда. Дед показал Кривому костистый кулак и посмотрел на остальных. Но Дылда внимательно рассматривал потолок, а Враль, тяжело вздохнув, повернулся ко всем спиной.
Глава 8
Утро выдалось шумным. За дверью комнаты топали, кричали, спорили и ругались. Плакал ребенок.
– Откуда столько народу? – спросил, ни к кому не обращаясь, Враль. – Выйти, поспрашивать разве?..
Враль повернулся на бок, кутаясь в плащ.
– Сходишь? – уточнил Дед.
– После. Никуда они не денутся, – зевнув, ответил Враль. – Не хочется никуда выходить. Вчера и набегался, и намахался.
– Как плечо?
– Болит, – снова зевнул Враль. – Но не слишком: ножик по краешку прошел, кожу разрезал и мяса немного. Ерунда. Помню, в прошлом году…
– Все помнят, – проснулся Кривой, сел на постели, – все помнят, как ты орал и просил, чтобы тебя добили…
– И ведь не добили, – с упреком сказал Враль. – Больно-то было как. А вы, сволочи безжалостные, не исполнили пустяковую просьбу умирающего…
– В следующий раз. – Кривой запустил пятерню в свои волосы и принялся чесаться. – Даже если поцарапаешься – прирежу.
– Сволочь ты и больше никто. – Враль тоже сел, потянулся неловко, одним боком. – И перестань своих вшей разбрасывать.
– Вши как вши, – буркнул Кривой. – Не хуже твоих.
– Хуже, – мрачно сказал Враль. – Намного хуже. Они у тебя злые. А мои – веселые, добрые…
– Это почему?
– А по крови. Мои пьют хорошую кровь, а твои – что попало… – Враль протянул руку к своим вещам,
