– Мерзавец... – пробормотал посол, когда рана на горле затянулась, и кровь перестала заливать рот. – Подонок...
– Так меня тоже называют, – сказал Пес. – Всяко бывает.
Он склонился над лежащим послом.
– Ты думаешь, что уже изведал боль? Что дьявольское снадобье тебя защитит? Глупости все это. Полное дерьмо. Все только начинается, и ты только начинаешь постигать боль. Все ее значение. Я всегда был вынужден осторожничать, пытая людей... Чтобы не умерли раньше времени. А с тобой все проще... Вот если обычного человека ткнуть вот сюда клинком...
Пес медленно погрузил лезвие под ребро послу.
– Вот сюда...
Посол захрипел и засучил ногами.
– И потом вот так повернуть... Хриплый выдох. Даже уже и не стон.
– Человек должен умереть. Обычный человек. Но ты... Перекатиться на спину послу мешали связанные сзади руки, поэтому он лежал на боку.
– Теперь нужно просто подождать, пока у тебя зарастет эта смертельная рана. И можно начинать снова. С той же силой, в ту же боль, – Пес снова взмахнул кинжалом.
Капли крови слетели с лезвия и упали на лицо деревянного Иисуса. Распятие кто-то свалил на пол. Кровавые бусинки испятнали лицо Бога.
– А еще боль можно сделать непрерывной, – прошептал Пес, присаживаясь на корточки возле своей жертвы. – Нужно воткнуть клинок и медленно вращать его... Медленно... Чувствуешь, как плоть рвется и зарастает одновременно? Чувствуешь? Посол закричал.
– Не нужно орать, – посоветовал Пес. – Все равно никто не услышит. Добрые жители этих мест вырезали католиков... Чтобы не мешали поклоняться Богу по-своему... Чтобы не угрожали чистым. Чтобы... Ну, там еще, чтобы землю пахотную не занимали... пастбища... Этот храм они обходят стороной. Тут уже и брать-то нечего. Правда, забавно? В Святой земле сарацины не трогают храмов... почти не трогают. Они считают христиан людьми Книги... Почти равными себе. Эти дикари даже уважают чужие убеждения... А вот мы... мы сами... Мы ненавидим друг друга за то, что кто-то из нас дерзнул утверждать, что Сатана – Сатанаил – был старшим братом Иисуса... Или за то, что кто-то это отрицает...
Посол снова закричал. Черная птица, сидевшая где-то под сводом, сорвалась с места и вылетела в открытую Дверь, под дождь.
– Ты думаешь, я не понимаю, что ты сейчас чувствуешь? – спросил Пес, проворачивая кинжал. – Понимаю... Я ведь, когда выпил того же дьявольского снадобья, все попробовал на себе. И вот так... и так... особенно больно, когда вот так...
Посол уже не кричал – всхлипывал.
– Дело ведь не в боли. Дело в том, зачем тебе ее причиняют. Вот ты сейчас думаешь – зачем? Кто смеет пытать посланца самого Папы? Какой враг святой церкви? А если не враг? – Пес тихо засмеялся. – А если друг?
Защитник?
– Бес... бессмысленно... – прохрипел посол.
– Что ты сказал? – спросил Пес. – Бессмысленно? Чушь. Ничего не бывает бессмысленного. Все имеет смысл. Нужно только уметь его видеть... Вот ты, например. Ты отправлялся в замок у Трех деревень... Зачем? Смысл?
Пес спрятал клинок в ножны. Посол вздохнул с облегчением.
– Смысл, – повторил Пес.
– Я должен был уговорить... – посол запнулся, поняв, что рискует сказать слишком много.
– Ты должен был уговорить их отказаться от Договора, – сказал Пес. – Не бойся, я знаю и о Договоре, и о том, что он начал мешать...
– Я должен был провести переговоры...
– Чушь, – кинжал будто сам собой оказался в руке Пса. – Это ты так думаешь...
Два взмаха – крест-накрест по лицу.
– Это ты так думал. А на самом деле... Смысл твоего путешествия заключался... заключается в нашей с тобой встрече... В том, что ты должен был попасть именно сюда. Начальник твоей охраны думал, что должен был за тобой следить. Наемные арбалетчики думали, что должны перестрелять твою охрану и отправиться пропивать плату... Я не знаю, что подумают люди, когда найдут мертвых арбалетчиков. Я тебе честно скажу – не знаю, зачем мне нужно получить от тебя ответ на вопрос... На нелепый вопрос, если задуматься. Но я этот ответ получу...
Пес засмеялся.
– Понимаешь в чем дело... Я мог бы просто тебя резать на мелкие кусочки. По чуть-чуть... мелко строгать. Я даже хотел так поступить... Строгать молча, ничего не объясняя... И ты сам – сам – стал бы умолять меня спросить тебя хоть о чем-нибудь. Тебе страстно хотелось бы рассказать мне... придать всему происходящему хоть какой-то смысл... И вот, когда жажда говорить стала бы совершенно непереносимой, прозвучал бы тот самый вопрос. А потом прозвучал тот самый ответ... Честный. Правдивый.
Откуда-то из темноты выбежала крыса, подбежала к самому лицу посла и замерла, обнюхивая.
– Но потом я решил сделать все по-другому, – Пес неуловимым движением схватил крысу и швырнул ею об стену.
Влажный шлепок.
