– Ты никому только не говори, но это ведь одно и то же. Люди Книги... А какого, кстати, хрена, нас с тобой угораздило связаться с этим Богом? С чего мы с тобой решили, что он правильный, а не Волкоголовый? Или не бог-акула? Мы с тобой решили... Бог, Дьявол... Вон, на Юго-Востоке... – Ловчий оглянулся, прикинул и ткнул пальцем. – Там, что было при богах, то и осталось. И ничего, живут. И поговаривают, между прочим, о любви к ближнему... А два идиота перевернули целый мир... Изнасиловали здравый смысл... Ради того, чтобы признать собственную глупость?
Хозяин чуть улыбнулся. Уголками губ.
– Скалишься, скотина... Скалься-скалься. Я вот еще немного выпью и наваляю тебе... Ты же знаешь, как я могу... Что богу, что человеку – все перед договором одинаковы. Равны.
Ловчий стремительно трезвел. И понимал это с ужасом. Понимал это и Хозяин. С жалостью. К Ловчему. К себе. К остальным обитателям этого мира: суетливому в сиоей жестокости и жестокому в своей суетливости.
– Ты просто боишься, – сказал Хозяин еле слышно.
– Я? – переспросил Ловчий. – Я?!
– Ты, – подтвердил Хозяин.
Ловчий рывком протянул руку к массивному золотому блюду, потом замер. Откинулся на спинку кресла.
– Боюсь, – сказал Ловчий. – До судорог. До поноса. Боюсь... А? Смешно? Такой взрослый мальчик, бессмертный – и боится, Боится умереть. Тебе не слышится в этом заявлении некая парадоксальность? Противоречивость. Если я бессмертный, то, получается, не имею смерти. Нету у меня смерти, хоть ты тресни. А тот, у кого нет смерти, не может умереть. Не так? Где логика? И ты, между прочим, можешь не выпендриваться. Ты тоже боишься. Мы с тобой слишком давно знакомы. Мы очень похожи друг на друга. Очень. Настолько, насколько это вообще возможно.
Хозяин улыбнулся.
– И ты прячешься в этом замке. Прячешься от всех. От себя тоже. И от меня, от людей, от Бога, от Дьявола... Могу поспорить, что ты бродишь по этим комнатам, по пещерам под замком... бродишь, пытаясь отогнать от себя призраков... И я тоже прячусь. Только немного по-другому. Б суете, в толпе, в попойках. Нету меня... я только часть толпы... Тупой, пьяной толпы, которая способна только жрать, размножаться, убивать... Слушай, а может, мы стали искать Бога для того, чтобы убедиться в его отсутствии? Убедиться, что нет никого там... – Ловчий ткнул пальцем в потолок зала. – Что мы свободны в своих поступках... И нет никакого предназначения...
– Не забывай о свободе воли, – сказал Хозяин.
– Что? Свобода воли? Верить в Бога или нет? Очень правильно. Толково. Хочешь – верь. Не хочешь... Не обессудь. Свобода воли... Это ты расскажи тем, кого крестят огнем и мечом. Им расскажи. Расскажи тем, кого рвут в клочья фанатики. Свобода воли... Какая есть свобода воли у человека, укушенного оборотнем? Ах да – убивать или быть убитым... Блеск! Какая свобода воли у тех, кого Толстый Али по повелению Старца собирает по всему Востоку, вырывает им языки и зачем-то отправляет в наши края? – Ловчий встал с кресла и прошел по залу. – Мы сами себя загоняем в клетки. Или позволяем загнать в клетки. А потом заявляем, что у каждого есть право выбора. Вспомни о мухе и философе. Это же твоя любимая история!
История действительно была забавная... Казалась забавной первые пятьсот лет.
...В дверь зала постучали.
– Кто? – спросил Ловчий.
Дверь открылась, и на пороге появился Хорек. С его одежды стекала вода. Мокрые волосы облепили бледное лицо.
– Здравствуйте, святой отец, – сказал Хозяин.
– Сколько ног у мухи? – спросил Ловчий.
– Восемь, – ответил Хорек, не задумываясь.
– Вот такие интеллектуальные игры, – засмеялся Ловчий. – К огню, батя, к огню. Рано или поздно все там будем. Так лучше всё это без простуды.
Священник медленно вошел в зал. Трещали дрова в камине. Капала вода с одежды на пол. Стучал в ставень дождь.