Автомата нигде не было. Палач стал на колени и стал обыскивать Агеева.
– Не успел я, – сказал Агеев и закашлялся.
Палач нащупал у него за поясом пистолет.
– Жаль, не положил вас обоих еще там, в коридоре.
Палач вытащил пистолет, тяжело встал.
Вначале он хотел что-то сказать Агееву, но потом передумал. Что? Что он может ему сказать?
Палач обернулся к двери.
– Жив?
– Вроде бы, – сказал Гаврилин.
– Повезло…
– Кого ты положил в зале?
– Солдата.
– Тогда не хватает Блондина. И Беса, – добавил Гаврилин после паузы.
– Может, сбежали?
– Может. Или оба убиты.
– Или оба убиты…
Гаврилин медленно подошел к Палачу:
– Нужно уходить.
Нужно уходить. Действительно, нужно уходить и как можно быстрее. Все как обычно, операция переходит в стадию завершения. Уйти до того, как ресторан оцепят. Палач почувствовал на своем плече руку Наблюдателя.
– Что-то мне плохо.
– Пошли, – сказал Палач тихо, в груди пекло, и Палач боялся закашляться.
Они двинулись через кухню. Через разгромленную кухню. Возле печи лежал повар, в белой, испятнанной кровью куртке. В стороне лежали две женщины. Официантки.
Дверь на улицу была открыта. На самом пороге сидел Бес. Рядом лежал автомат.
– Бес, – сказал Гаврилин и шагнул к двери.
Нельзя, подумал Палач, нельзя, но остановить Наблюдателя не успел. С улицы ударил автомат.
Кровь.
Блондин ждал их, борясь с тошнотой и болью. Они не могут пройти мимо него. Не могут. И Блондин ждал. Вот сейчас, сейчас. Он не слышал выстрелов внутри здания, он вообще ничего не слышал, кроме своего дыхания.
Нога горела, но жар этот не защищал от холода, наоборот, холод пропитал все тело Блондина, дрожали руки, дрожало все тело, дрожал автомат.
Блондин ждал. Он дождется. Ему все равно, кто выйдет. Лучше, конечно, чтобы Стрелок.
Или все равно. Солдат, Наташка, или этот. Крутой.
Блондин ждал. Для него исчезло все вокруг, кроме этой двери. Руки застыли, и ствол водило из стороны в сторону.
Стали закрываться глаза. Блондин тихо выругался, попытался изменить позу и чуть не закричал от новой вспышке боли в ноге.
Блондин ждал, но появление в дверях людей все-таки застало его врасплох. Он нажал на спуск до того, как понял, что очередь пройдет слишком низко.
Автомат ударил в плечо, в ноге снова взорвалась боль, и Блондин закричал, не отпуская спускового крючка. Только боль и его крик, и рвущийся из рук автомат, и холод во всем теле, и злость, и…
Блондин не видел, что почти вся очередь досталась телу Беса. Грудь, лицо, ноги выплескивали фонтанчики крови под ударами пуль, били в стену и в раскрытую дверь, но никак не могли нащупать замершего в дверях человека. Нет, одна зацепила.
Патроны в магазине закончились, Блондин, не переставая кричать, выронил автомат.
Суки, сволочи, ублюдки. Рвать… рвать вас зубами… гады… ненавижу… Блондин бил кулаками по земле, приподнялся, и в этот момент его достали пули Палача.
Вся злость Блондина и весь мир, который он так ненавидел, разлетелись в клочья.
Грязь.
Темнота и безмолвие. Медленное, тягучее безмолвие и раскаленная темнота. Агеев идет, а темнота липнет к его лицу, коркой оседает на губах.
Агеев знает, что сейчас произойдет, он знает, куда засасывает его черное безмолвие. И ничего не может поделать.
Тело не подчиняется ему, ноги сами несут его застывшее тело, разбрызгивая каплями кромешную темноту внизу.
