неестественное поэтому он, как и в первый полет, ловил себя на ложном ощущении: корабль неподвижен, а Вселенная скользит мимо, медленно стекая в какую-то невидимую пропасть…
Погоне не удалось выйти на след Вэла (в чем была немалая заслуга Аго). Звездолет прочно удерживался в обычной метрике, скользя по ней, как водомерка. Пространство почти не искривлялось под ним — и, следовательно, не порождало парадоксов времени, необходимости бесконечных энергий для разгона и т. д. Вакуум вокруг был хорошим — в нем не попадалось тех зон, в которых легко «утонуть» — прорвать метрику, «вывалиться» в гиперпространство, где безопасны только очень короткие, соответствующие нескольким десяткам тысяч нормальных километров, тоннели. В более длинных и потому менее стабильных коридорах вещество тотчас перенимает неустойчивость среды, деформируется, перерождается в окружающее Ничто…
Одиночество и непрекращающаяся Музыка Сфер — еле слышный стонущий вой, плывущий по всему кораблю. Навен как-то сказал: «Это крик Космоса, которому мы делаем больно своими кораблями…»
Наконец Вэл прекратил прятаться среди туманностей и покинул Эклиптику. Вокруг остались лишь пустота и расстояния, немыслимые даже для имперцев. Казалось, что звездолет медленно поднимается из сумасшедшей, неподвижной воронки вакуума, в основании которой туманно искрится неряшливый диск, отходящий все дальше и дальше…
Галактика оставалась позади.
Вэл вскочил с кресла у пульта гравитационной связи, кинулся к секции управления полетом. В рубке трещали четкие сигналы, просившие о немедленной помощи.
Отсутствие Навена неизмеримо упрощало ситуацию. Тот начал бы заваливать обвинениями в беспечности, напоминаниями о Главной Цели… Для Вэла в таких спорах самым страшным было то, что старик еле-еле сдерживал слезы, тихо твердил: «Ты ведь последняя надежда. Другая появится через сотни и сотни лет, а может, вообще никогда… Что, если открытие твоего отца было случайным или его в конце концов повторят верные Империи люди?..»
Но Навена на борту не было. И Вэл, не теряя времени, повернул на сигналы.
Видимо, эту планету прибуксировали сюда от какой-нибудь окраинной звезды, и с тех пор ее каменно- ледяной шар неспешно вращался вокруг своей оси, а стационарный спутник-солнце все время освещал одну и ту же долину, укрытую защитным полем. Вот такой мир: пятачок веселого, золотистого света, узенький сумеречный пояс — и вечная ночь, глыбы древних торосов, в которых не отражаются даже звезды, которых здесь нет…
Вэл посадил корабль в центре крохотного, искусственного лета. И даже выполнил правила безопасности — точно выдержал трехкилометровое расстояние до зеленой, стеклянной пирамидки стандартного входа в подземный комплекс.
Но возиться с детальным анализом атмосферы не стал. Просто быстро прошел полную дезинфекцию (чтобы не занести на планету чужих микроорганизмов), после секундного размышления надел генератор поля биозащиты — и спрыгнул на землю.
Твердая, чуть припорошенная пылью почва. Безветрие, приятное тепло. Пахло чем-то вроде соснового леса — хотя до самого горизонта здесь росли лишь изредка попадавшиеся островки низких, зеленоватых кустов. Их тонкие ветви склонялись к пятнам бурого лишайника. Все это чем-то напоминало полупустыни Земли — только лишенные ветра движения и звуков.
На пути к входу в комплекс было несколько кустов. Вэл и не думал обходить их на большом расстоянии.
Зелень приближалась. И вдруг… Ветви стремительно распрямились, разорвались на светло-зеленые кусочки. Те быстро поплыли по воздуху, выпуская из себя металлически поблескивающие жала. Впрочем, так воспринимать происходящее мог лишь киборг — оно заняло ничтожные доли секунды.
Вэл немного растерялся, а к тому же понадеялся и на биозащиту, и на свой организм. Но куски «ветвей» легко пробили защитное поле. Их было так много, они летели с разных сторон… Вэл почувствовал, что в кожу впиваются горячие острия, успел заметить, как обламываются, опадают их хвосты-двигатели. И тотчас перестал видеть. Руки разом одеревенели, стали неохотно повиноваться приказам мозга. Пальцы слишком медленно вытаскивали жала, а по телу мчались волны жжения и холода.
И еще Вэл чувствовал: с ним творится и что-то похуже этого. Какая-то сила упорно пыталась парализовать волю. На мысли наползала, придавливала их огромная, слепая апатия, казалось, что мозг не выдержит, растворится в ней, как сахар…
Но иглы были гладкими, вытаскивались без затруднений — если не считать полупарализованных рук и слепоты.
Наконец Вэл выбросил последнее жало.
Глаза начали понемногу прозревать. Тело отвратительно ныло, подтверждая, что его регенерация уже идет. Шатало. Вместо организма было скопище полых, матерчатых шлангов.
Оставалось лишь сесть на землю и ждать, пока все придет хотя бы в подобие нормы.
Слабость позволила возникнуть лицу Аго — не осталось сил отгонять его. Вэл прикусил губу, мысленно застонал: «Я же знаю, что это не мое, что все это мне навязано! Знаю!»
Часа через два Вэл смог встать и поплелся к своему кораблю. Там он отыскал костюм для работы в ходовом реакторе звездолета: «Хотя и не настоящий скафандр, но все же его стоит надеть под защитное поле».
Он проклинал неприязнь имперцев к скафандрам: в сильных энергополях ходить невозможно, слабые — ненадежны… «Эх, надо было рискнуть и угнать военную посудину. Там нашлось бы нормальное, практичное снаряжение, солдатам разрешено им пользоваться…»
Вэл на секунду замешкался перед открытым люком, вслух обругал себя за трусость и вторично спрыгнул на планету. На этот раз он захватил с собой и полм, и анниг (тот был украден в полиции накануне нелегального старта).
Теперь, несмотря на спешку, Вэл огибал кусты на хорошем расстоянии. До входа в комплекс он добрался без приключений, легко прошел через слабое поле двери и оказался в стандартной, наклонной улице-коридоре.
Спуск по ней тянулся долго — намного дольше, чем следовало по типовым проектам. Стерильные, светло-серые витки уходили глубже и глубже, то расширяясь, то суживаясь. Все чаще встречались красноватые «занавески», слабо мерцающие поперек прохода, а иногда попадались вообще лишь их остатки — черные, словно атласные ленты, припаянные к полу и стенам. Такое обилие силовых заслонов, к тому же находящихся в разной степени неисправности, наводило Вэла на интересные мысли.
На полу стали появляться гниющие кучи, похожие на вороха прелых листьев. Но смрад от них был минимальным: местная вентиляция работала отлично. Наконец, по бокам коридора потянулись ряды значков, несомненно, указывающих на наличие герметичных, полностью сливающихся со стенами дверей.
И — неизменная, полная тишина звукопоглощающего помещения.
— Эй! — Вэл обернулся на движение за спиной раньше, чем человек успел выйти из разорвавшейся стены. Незнакомец, одетый в темно-бордовую форму транспортного флота, отшатнулся, заморгал, одновременно размахивая перед собой веснушчатыми руками. Он явно рассчитывал застать Вэла врасплох и не ожидая, что тот его окликнет.
— Не бойтесь, я прилетел на ваши сигналы.
— А я ведь не испугался, просто удивился, — ухмыльнулся человек. — Слушай, приятель, пойдем на камбуз, там и поговорим?
— Хорошо.
Незнакомец быстро отступил в комнату, стена, на самом деле открывавшаяся, заросла. Вэл улыбнулся: ладно, пусть человек верит, что трюк прошел и голографическое изображение на самом деле принято за живой оригинал.
Стена резко распахнулась. Транспортник (в живом, а не в голографическом варианте) на этот раз заметно нервничал. Его глаза бегали, с фантастической скоростью осматривая коридор. Быстрым движением руки он пригласил гостя внутрь, моментально зарастил стену за ним. И только убедившись в герметичности помещения, спросил:
— А почему ты один?
