Но нет. Он чертовски красив, этот сукин сын. Вот уже двадцать три дня, как у Менделя в мозгу звучит эта фраза, как он с яростью повторяет про себя эти слова. Тадеуш не только красив, но еще и элегантен. А если говорить откровенно, то в нем чувствуется порода. За три недели наблюдений Мендель смог охватить взором все его преимущества. Ему даже удалось разглядеть Поляка голым, когда тот купался в компании своего немецкого друга и двух достаточно симпатичных и не менее голых девиц на Капри у стен замка де Барберус. 'У тебя был глупый вид: растянувшись на земле между двух скал, пялиться на эту компанию через подзорную трубу!'
Нет никаких сомнений, Поляк действительно прекрасно сложен.
Первые надежды рухнули, но Мендель цеплялся за другие. Если ты красив, как этот тип, и в высшей степени доволен собой, то ты — неисправимый кретин…
Но в этом вопросе у Менделя стали возникать сомнения. История с брошюрой, позволившей отыскать Тадеуша, была сама по себе поучительна. Прежде чем приступить к поискам, Мендель сначала встретился в Праге с Марьяном Каденом. Малыш заметно вырос, развился во всех отношениях, но дружба, сродни дружбе отца с сыном, возникшая между ними в ходе их большой варшавской прогулки в день смерти старого Клопа, Пельта Волка и других, эта дружба тут же пробудилась вновь. Он и Марьян сблизились или, скорее, как ни в чем не бывало, возобновили дружбу, прежние отношения. Возможно, по причине их обоюдной привязанности к Ханне. Но также из-за того, что они отдавали себе отчет в большой схожести между ними, как если бы они и впрямь были отцом и сыном и лишь ошибка природы не связала их кровными узами. Марьян подвел итог своих собственных поисков. Мендель принял у него эстафету. Он отправился в Варшаву, нащупал там один след, но слишком старый, чтобы сослужить хоть какую-то службу. Ничего в местечке, где родилась Ханна, и уж тем более ничего в соседней католической деревне. Идея Марьяна о поисках в книжной среде навела его на другую мысль. Ханна говорила, что Тадеуш намеревался стать писателем, — согласен, она сказала это, когда ей было семь лет, но если бы у тебя была голова, как у нее…
Итак, он перебрал одного за другим всех издателей. Возникла дополнительная трудность: Тадеуша могли издать на польском, русском, немецком или французском, поди узнай, на каком языке он пишет! Да и потом, он смог сменить фамилию либо из-за того, что боялся ненависти Доббы Клоц, напустившей на него царскую охранку, либо по иной причине: каждому известно, что писатели — люди не без странностей.
Три месяца спустя в Мюнхене Мендель нашел-таки нужного ему издателя. Да, он опубликовал брошюру молодого человека, похожего на того, о ком идет речь, — блондина, да, редкой красоты. Он назвался Теренсом Ньюменом. Оставил ли автор реквизиты банка, куда можно будет перечислить гонорар за книгу? Горькая ухмылка: изданные на немецком стихи Теренса Ньюмена продаются хуже, чем опусы других мечтателей, чьи произведения он имел глупость издать.
— Я отпечатал 300 экземпляров, а к сегодняшнему дню продал всего 9.
— Я возьму десять, — утешил его Мендель, — таким образом, одним ударом вы, удвоите объем ваших продаж. Он говорил вам что-нибудь о себе, этот Теренс Ньюмен, который подписывается Томас Немо?
— Немногое. Теренс-Томас-Тадеуш Ньюмен-Немо-Ненский дал понять, что живет в Америке и иногда наезжает в Европу…
— Где в Америке?
— В Нью-Йорке, если не ошибаюсь.
— Да, Теренс Ньюмен был одет очень элегантно и имел вид человека независимого в финансовом плане; в Мюнхене он останавливался в одном из лучших отелей…
— Когда он был у вас?
— В августе 96-го.
— Он выглядел как женатый человек?
— Поди разберись.
— А чего стоят его стихи?
Издатель принялся рассматривать Менделя с видом оскорбленного достоинства: он издает только то, что ему нравится, чему, впрочем, обязан и тем, что он на грани банкротства. А за стихи Ньюмена он горд.
— У этого мальчугана есть свой стиль и индивидуальность. Клянусь, что у него как у писателя большое будущее…
'Пигалица, как всегда, оказалась права, — подумал почти что убитый Мендель. — Ну и черт с ним!'
Банк Ниццы принял от Теренса Ньюмена всего 10 франков в качестве первичного взноса для открытия счета. И все же оттуда Менделя отправили в 'Отель де Пари' в Монте-Карло: 'Господин Ньюмен о нем говорил'.
Мендель едет в Монте-Карло: Ньюмен Теренс никогда там не останавливался. Равно как и Немо, и тем более Ненский.
Шел апрель, его середина. Мендель начинает объезд всех отелей Монте-Карло, затем всего Лазурного Берега, отели которого в большинстве своем закрыты. Он стучится в двери всех особняков, проданных или сданных в аренду американцам. Тоже напрасно: в этот период года они безлюдны. За некоторое время до этого, в Каннах, его пути пересеклись с молодой женщиной поразительной красоты, разодетой в меха и восседающей в безлошадном экипаже, управляемом шофером в ливрее. Это вскользь увиденное лицо кого-то ему напоминает. Ему понадобится три дня, чтобы вспомнить имя: Ребекка Аньелович, Ребекка, которая вместе с Ханной работала у Доббы Клоц. Наконец он добрался до роскошного особняка, раскинувшегося на мысе Ферра. Госпожа Зингер, живущая на Парк-авеню в Нью-Йорке, только что на яхте своего мужа отправилась в круиз, в Грецию. С друзьями. Здесь она была проездом. Среди ее друзей нет никакого красавца блондина…
За неимением выбора Мендель возвращается в 'Отель де Пари'. Служащий банка в Ницце клянется ему, что 'господин Ньюмен часто заходил туда, когда бывал в Европе'. Мендель еще раз, одного за другим, опросил всех служащих гостиницы. На это у него ушло два дня: из-за сменного режима работы. И именно тогда замаячил след: один из официантов оказался юным швейцарцем из Лугано. Он хорошо знает этого Ньюмена, судя по описанию Менделя: 'Но его имя не Теренс…' Томас? Тадеуш? Да, именно Тадеуш Ньюмен. Он не жил в отеле, а лишь посещал бар. Он приходит всякий раз, как бывает в Монте-Карло. Часто в сопровождении женщин, но (швейцарец вежливо улыбается) редко с одной и той же, хотя всегда с красавицами.
И еще: Ньюмен бывает в Монте-Карло всякий раз, когда его патрон поселяется на своей вилле 'Босолей'. Кто этот патрон? Некий американец, по имени Джон Маркхэм, очень богатый, который, кажется, был послом Соединенных Штатов в России. Вот уже в течение многих лет Ньюмен работает у него секретарем.
— А где Тадеуш Ньюмен сейчас?
— Вам не повезло, месье. Только вчера он отправился в путешествие по Италии. Я слышал, что они намереваются нанести визит знаменитому маэстро Верди в Генуе. 'Они' — потому что господина Ньюмена сопровождает его друг, некий господин Рильке, который сам является секретарем великого скульптора Родена…
В Риме квартет только что вошел в антикварный магазин на виа де Коронари. Мендель прислоняется к фасаду святой Марии де ля Пэ. В который раз он раскрывает сборничек стихов, изданный в Мюнхене под фамилией Томаса Немо. Всего 32 страницы, 26 стихотворений. Много раз с растущим недоумением он их читал и перечитывал. Не потому что не понимал слов. Но что это за стихи, в которых одна строка длиннее другой и которые — как это сказать — которые не рифмуются? 'Свободный стих, — объяснил ему все тот же издатель тоном человека, сообщающего кулинарный рецепт каннибалу. — Вы знаете Жюля Лафоржа? Нет? А Ведекинда? Тем более. А читать вы хоть умеете? Разумеется, это не Дюма или Поль Феваль. Но это — литература. И великолепная. Мальчик, если хотите, принадлежит к школе импрессионизма. Первородный крик вы понимаете? Нет, вы не понимаете, это заметно…'
Мендель чуть не убил его.
Все четверо выходят из антикварного магазина. В следующие два часа они пройдут по Риму много километров. 'Я останавливаюсь и вновь иду, вновь иду и опять останавливаюсь, восторгаясь новой витриной'. Он, Мендель, между прочим, терпеть не может ходить по городу. Наконец они возвращаются на
